Предпоследняя правда

— Мы им еще покажем, покажем, покажем, — завывал какой-то мужчина неподалеку от Стокстилла. Доктор с удивлением уставился на него, недоумевая, кому и что тот собирается показать. Ведь ракеты падали сверху. Неужели этот тип, чтобы отомстить, собирается взмыть в небеса? Неужели он собирается пустить естественный ход событий в обратную сторону, как пленку в кинопроекторе? Сама мысль о возмездии представлялась абсурдной. Создавалось впечатление, что власть над этим человеком сейчас полностью захвачена его подсознанием. Он больше не способен был рассуждать рационально, утратил инстинкт самосохранения, он был полностью захвачен одной-единственной идеей.

На нас обрушилась, думал доктор Стокстилл, совершенно безликая сила. Да, дело именно в этом, мы атакованы как извне, так и изнутри. Это означает полный конец нашего взаимодействия, когда мы прилагали объединяющие нас совместные усилия для решения самых разнообразных задач. Теперь мы превратились в хаотично мечущиеся частички. Обособленные, неспособные к контакту. Сталкивающиеся — да, но почти беззвучно, издавая при этом лишь неясный шум.

Он заткнул пальцами уши, чтобы не слышать звуки вокруг. Казалось, эти звуки — как ни абсурдно — рождаются где-то под ногами, и рвутся вверх. Он едва не рассмеялся.

Джим Фергюсон, когда началась бомбардировка, как раз только что спустился в подвал, в ремонтную мастерскую. Взглянув на Хоппи Харрингтона в тот момент, когда из УКВ-приемника послышалось объявление воздушной тревоги и завыли сирены, он поразился выражению его лица. На худом заостренном лице калеки он вдруг с удивлением заметил какую-то хищную улыбку, будто он мгновенно понял значение услышанного сигнала, и это наполнило Хоппи радостью, радостью самой жизни. На мгновение он словно осветился изнутри, сбросил все, что мешало ему или удерживало у самой поверхности земли, сбросил невидимые оковы, которые не давали ему нормально существовать. Глаза его вдруг загорелись, губы чуть приоткрылись, словно он собирался высунуть язык и подразнить Фергюсона.

— Ах ты грязный маленький урод! — в сердцах выругался Фергюсон.

Тут калека, что было мочи, завопил:

— Это конец! — Выражение его лица больше не было таким, как еще мгновение назад. Возможно, он даже не расслышал, что сказал Фергюсон. Казалось, он полностью ушел в себя. Парнишку била дрожь, а его манипуляторы, как хлысты беспорядочно плясали рассекая воздух.

— Послушай, — сказал Фергюсон. — Мы сейчас гораздо ниже уровня земли. — Тут он схватил за рукав метнувшегося мимо него телемастера Боба Рубенстейна. — А ну стой, придурок, где стоишь! Сейчас я поднимусь наверх и приведу сюда тех, кто остался. А ты пока расчисть-ка тут побольше места, чтобы им было, где расположиться. — Он отпустил ремонтника и бросился к выходу.

Придерживаясь за перила, и перепрыгивая через две ступеньки, Фергюсон бросился, было, вверх по лестнице, но тут что-то случилось с его ногами. Нижняя часть тела отвалилась, он опрокинулся назад и покатился обратно вниз, а на него обрушились целые тонны белой штукатурки. Голова ударилась о бетонный пол подвала. И тут только он понял, что в здание попали, что нет больше ни здания, ни людей в нем. Ему тоже приходит конец — его разрубило на две половинки, так что теперь шансы выжить есть только у Хоппи и Боба Рубенстейна, да и то вряд ли.

Он хотел что-то сказать, но не смог.

По-прежнему сидящий за рабочим столом Хоппи почувствовал взрыв и увидел, как дверной проем заполняется обломками потолка, деревянных ступенек, а среди всего этого виднелись какие-то красные ошметки. Если это были куски тела Фергюсона, значит, он мертв. Здание содрогалось и гудело, как будто повсюду захлопывались двери. Мы погребены, понял Хоппи. Лампа под потолком погасла, и больше он ничего не видел. Воцарилась кромешная тьма. Боб Рубенстейн в ужасе верещал.

Калека осторожно двинул кресло вперед, во тьму подвала, нащупывая путь манипуляторами. Он протискивал кресло между полками с запчастями, картонными коробками с телевизорами. Он старался забиться как можно глубже, оказаться в самом дальнем конце подвала, как можно дальше от входа. На голову ему так ничего и не упало. Фергюсон был прав. Здесь, в подвальном помещении было относительно безопасно. Те, кто оставался наверху, теперь превратились в куски мяса, перемешанные с белой пылью, в которую превратилось здание. Они же с Бобом пока были целы и невредимы.

«Просто со временем вышла незадача, — подумал он. Не успели они объявить тревогу, как все и началось; и продолжается до сих пор. Он чувствовал, что там. На поверхности, свирепствует ветер. Теперь ничто не мешало его порывам, поскольку все, что могло ему воспрепятствовать, лежало в руинах. Нескоро еще можно будет попытаться выбраться наружу — ведь там радиация, — сообразил Хоппи. Как раз эту ошибку и совершили японцы, они высыпали наружу сразу после взрыва и очень радовались.