Предпоследняя правда

— Американцы, друзья мои, — раздался голос Янси, в котором не слышалось даже намека на усталость или раздражение. Николас заморгал, потрясенный силой этого человека. Янси казался абсолютно невозмутимым. Он оставался верен своим корням, своему вест-пойнтскому воспитанию. Он тоже видел, что произошло, принял это и понял. Тем не менее он не позволил эмоциям выбить себя из колеи, лишить спокойствия и мудрости.

— Теперь вам известно, — продолжал Янси негромким голосом человека средних лет, голосом умудренного опытом солдата, Крепкого телом и твердого духом, который способен оставаться таким еще многие годы…

…ничего общего с нынешним подопечным Кэрол — высосанной оболочкой, умирающим предметом, распластанным на больничной койке…

— …что случилось ужасное. От Детройта не осталось ничего, а вы знаете, какой вклад вносили все эти годы его заводы-автоматы в производство военной техники. Теперь мы лишились их. Однако при этом мы не потеряли ни одной человеческой жизни — единственной ценности, с которой мы не можем, не хотим расстаться.

— Здорово сказано, — заметил Нуньес, делая пометки.

За спиной Нуньеса беззвучно возникла Кэрол Тай — как обычно, в белом халате, в туфлях на низком каблуке. Он инстинктивно привстал и оказался с ней лицом к лицу.

— Он умер, — сказала Кэрол, — Соуза. Только что. Я сразу же заморозила его… я находилась при нем до последнего, так что не потеряла ни секунды. Мозговые ткани остались в целости и сохранности. Он… просто ушел.

Она попыталась улыбнуться, но не удержалась, и из ее глаз хлынули слезы. Ник был потрясен — он никогда не видел Кэрол плачущей, и что-то в нем закричало от ужаса: это было нечестно.

— Они хотят сломить нас, — трансляция из крепости Эстес-Парк продолжалась. На экране появилось лицо самого Янси, а кадры военной хроники — клубящиеся облака пыли, которая превращалась в раскаленный газ, — растаяли на заднем плане. Несгибаемый, твердый как сталь человек за массивным дубовым письменным столом говорил с ними из своей крепости, которую Советы так и не смогли найти. Им не помогло даже такое ужасное смертоносное оружие, как «Сино-двадцать» — новейшие самонаводящиеся ракеты.

Николас усадил Кэрол рядом и привлек ее внимание к экрану.

— С каждым днем, — говорил Янси, причем голос его был исполнен гордости — достойной и оправданной гордости, — мы становимся все сильнее. Не слабее. Вы — становитесь все сильнее.

И можно было поклясться: сейчас он смотрит прямо в глаза всем и каждому: Николасу и Кэрол, Дейлу Нуньесу, Стью, Рите, каждому из обитателей «Тома Микса». Всем, кроме Соузы, который только что умер. Когда ты мертв, подумал Николас — никто, даже сам Протектор, не может убедить тебя в том, что ты стал сильнее. Ты умер, и мы все тоже умерли. Вместе с тобой. Если только не удастся достать — за любую цену, на самом черном рынке, торговцы которого ради денег готовы ограбить даже военный госпиталь — эту самую поджелудочную железу.

Николас осознал еще кое-что. Рано или поздно — пусть даже это противозаконно — ему все равно придется подняться на поверхность.

Глава 3

Когда железобетонное лицо Тэлбота Янси — лицо человека, который выше их всех — наконец исчезло с экрана, и светящаяся поверхность вновь стала серой, комиссар Дейл Нуньес вскочил с кресла и объявил, обращаясь ко всем присутствующим:

— А теперь, ребята, ваши вопросы.

Слушатели оставались безучастными — в той мере, настолько это могло сойти с рук.

На правах народного избранника Николас встал и обратился Дейлу:

— Нам нужно провести совещание с правительством Эстес-Парка, — сказал он.

Откуда-то из задних рядов, чей-то голос — то ли мужской, то ли женский — резко спросил:

— Президент Сент-Джеймс, это правда, что Соуза умер? Я вижу здесь доктора Тай.

— Да, это правда, — ответил Николас. — Но он в глубокой заморозке, так что у нас еще осталась надежда. А теперь, друзья, давайте обсудим то, что сказал Протектор. Перед его выступлением вы видели взятие и уничтожение Детройта. Вам отлично известно, что мы не справляемся с планом — в этом месяце мы должны поставить двадцать пять «жестяных дев», а в следующем…

— В каком еще следующем? — перебил его кто-то из середины зала. В голосе сквозило отчаяние и безнадежность. — В следующем месяце нас уже не будет.

— Допускаю, — ответил Николас. — Но эту ревизию мы переживем. Позвольте напомнить вам кое-что. Первое взыскание — это снижение пищевого рациона на пять процентов. Затем нам начнут присылать призывные повестки, и только если эти меры не подействуют, к расстрелу приговорят каждого десятого — но не более. И лишь в том случае, если мы на протяжении трех месяцев не будем справляться с планом, нас, возможно — подчеркиваю, возможно, — закроют. Даже в этом случае у нас остается право обратиться в Верховный суд Эстес-Парка. Могу вас заверить: прежде чем подчиниться решению о полном закрытии, мы обязательно воспользуемся этой возможностью.

— А повторный запрос на замену главного механика уже направляли? — послышался еще чей-то голос.