Предрассветная тьма (ЛП)

Я ничего не отвечаю на его слова, просто глубоко выдыхаю. Носок моего ботинка ударяется о деревянную ступеньку, и внезапно мои ноги ощущаются, словно свинцовые гири. Мне кажется, что последние два часа я пребывала в состоянии шока. Какое-то чувство, связанное с тем, чтобы подняться по этим ступенькам, даёт мне ощущение того, словно я заключённый в камере смертников, тем самым, делая ситуацию ещё более реальной. Я нахожусь далеко от моего дома, от моего отца, матери и мёртвого парня, пригласившего меня на свидание. Я должна была прийти домой не раньше, чем час назад. А это значит, что на протяжении двух часов никто даже и не подозревает, что что-то произошло. Если, конечно, кто-то случайно не наткнулся на грузовик Бронсона, но не так уж много людей забредает в парк ночью. А если уж они и приходят туда, то они вряд ли обратят внимание на припаркованную машину. Эти мужчины, скорее всего, тщательно спланировали всё это. Эрл сказал, что у него есть планы на меня — и это не какая-то бестолковая болтовня, которая была спровоцирована страхом от того, что он совершил. Каждое их действие говорит о том, что они спланировали абсолютно всё.

Бубба открывает дверь, и мы входим в старый дом. Внутри стоит запах сигарет и гнили. Пятна от потёков воды, покрывают пожелтевшие стены, паутина располагается в каждом углу. Как только мы заходим на кухню, две облезлых собаки бегут в нашу сторону. Обе начинают обнюхивать мою ногу. Одна начинает приветственно вилять хвостом, другая скалит зубы и издаёт рычание.

Эрл пинает рычащую собаку.

— Заткни свою пасть, Медведь, — собака, поджав хвост, убегает, исчезая в тёмном коридоре.

Меня ведут по направлению к лестнице, которая, скорее всего, ведёт в винный погреб или подвал. Бубба дёргает за потёртый шнур и загорается лампочка, освещающая лестницу. Я хочу кричать. Хочу плакать. Моё сердце неистово бьётся в грудной клетке. Чем ниже мы спускаемся, тем сильнее становится запах влажной плесени. Как только мы оказываемся в самом низу, я, наконец, решаюсь поднять взгляд и вижу решётки и трубы. Меня толкают к деревянной двери. Эрл открывает её и толкает меня внутрь. Носок моей ноги цепляется за деревянный порог, что заставляет меня споткнуться. Я падаю на пол, и мои колени с силой ударяются о бетон.

— Теперь это будет твоей комнатой. Она подготовлена специально для тебя, — лампочка издаёт гудящий звук, освещая небольшую шлакобетонную комнату. У стены лежит матрас с грязным на вид одеялом, которое брошено поверх него. В углу располагаются туалет и раковина. — Ты остаёшься здесь. И даже не пытайся бежать. Дверь толстая, и я собираюсь закрыть её, затем дополнительно повесить на дверь висячий замок. Кроме того, если ты поднимешься по этой лестнице, то прямиком окажешься на кухне. Как только ты окажешься в дверном проёме, кто-нибудь сразу же всадит тебе пулю в твою симпатичную головку.

Эрл поворачивается ко мне спиной и выходит, усмехаясь. Бубба направляется за ним. Петли на старой двери издают скрип, когда она закрывается. Я слышу, как щёлкает замок, затем безошибочный щелчок навесного замка. На двери нет никакой ручки, только гладкая древесина. Я опускаюсь на матрас с всё ещё связанными руками, теперь я осталась одна. Одна. Я плачу так сильно, как никогда не плакала.

***

Я извиваюсь со связанными за спиной руками. Я рыдаю в то время, как он толкает меня лицом в подушку, и запах мягкой, приятной ткани постельного белья заполняет мой нос. Мне всегда нравилось, как оно пахло, потому что это напоминает мне о маме, но в тоже время я ненавижу этот запах всем своим существом, потому что он напоминает мне о нём…

— Ты плохая девочка, Ава. Это всё твоя вина, и если кому-нибудь об этом станет известно, то они будут считать, что ты тоже негодная, плохая девчонка, лгунья. Маленькая грязная развратная шлюха, а как тебе известно, никто не любит грязных маленьких шлюх. Давай же, дай мне то, что я хочу…

Его ладони такие грубые и большие. И я представляю, что не чувствую их. Я молюсь, чтобы мой папочка пришёл раньше и убил его.

***