Наконец, вот любопытная подробность: в тот же день часов в пять вечера в правлении Союза писателей появилась заплаканная Ира Андропова. Пришла она к тогдашнему секретарю Союза по оргделам Киму Селехову. Этот в прошлом мелкий комсомольский работник, весьма далекий от прозы и поэзии, был прямым представителем КГБ в Союзе, это даже не очень-то скрывалось. Ира принесла заявление, что отец никаких дневников и воспоминаний не оставлял, так что если в печати появится нечто подобное - заранее объявляется фальшивкой. Юрий Владимирович знал, к кому направить свою дочь в писательскую организацию... Впрочем, ничего подобного нигде до сих пор не появилось.
Всю жизнь молчал и при полном молчании ушел из жизни.
* * *
Жизнеописание Юрия Владимировича Андропова закончено. Как водится, надо подвести итоги. Ранее мы предоставили слово всем его главнейшим коллегам, которые публично высказывались, из числа тех, кто с ним так или иначе соприкасался по делам или лично. Однако осталось несколько деятелей, так сказать, "второго плана", которые тоже высказали свою оценку личности и деятельности Андропова. Мы считаем важным привести отрывки из этих высказываний.
Начнем выстраивать высказывания мемуаристов, расположив их по значимости занимаемой должности во время нахождения Андропова на высших государственном и партий-
Semandropov
ном постах (ноябрь 1982 - февраль 1984). Николай Иванович Рыжков, в 1982- 1985 годах секретарь ЦК КПСС по промышленности, так высказался на вопросы корреспондента:
- Существует мнение, будто Андропов сразу начал готовить вас для будущего премьерства. Так ли это?
- Что касается планов Юрия Владимировича относительно меня, то мне об этом ничего не известно. Со мной ни о каких своих планах в отношении меня он ни разу не говорил. А встречаться с Андроповым приходилось почти каждую неделю - или он вызывал, или у меня появлялись вопросы. Это - встречи вдвоем, о совещаниях я не говорю. Его отношение ко мне было хорошим. В экономике он умел очень быстро и точно схватывать ее политическую направленность, помогали жизненный опыт и колоссальная информация, которой он владел, работая председателем КГБ. О характере же поиска говорит, например, такой вот эпизод. Однажды Андропов спрашивает: что такое совместное предприятие (СП), вы что-нибудь знаете об этом? Я сознался, что практически ничего не знаю. А он говорит, что в тех реформах, которые предстоит проводить, от СП не уйти, поэтому поинтересуйтесь, мол, что это такое. После я тщательно изучил, что делалось у нас в 20-е годы с концессиями, как они рождались, как потом умирали. Кстати, их у нас было немного, шестьдесят с небольшим, хотя расчет был на масштабную работу. Был даже создан Комитет по концессиям.
- Николай Иванович, а когда вы познакомились с Горбачевым?
- Примерно через месяц после того, как я стал секретарем ЦК, меня вместе с Горбачевым пригласил Андропов.
До этого Михаила Сергеевича я знал плохо: был раза дватри на совещаниях по сельскому хозяйству и легкой промышленности, которые он вел. Но эти отрасли не входили в сферу моих обязанностей в Госплане СССР, ими занимались другие. В Госплане СССР ко мне стекались общегосударственные проблемы из сводных отделов - финансы, план, ресурсы, наука... Телефонные разговоры с ним тоже были редки. Запомнился только один, когда пришлось поругаться... И вот Андропов нас свел и сказал, давайте работайте вместе. Г орбачеву он порекомендовал заниматься не только аграрным комплексом, но и экономикой. На меня же, как на Секретаря ЦК, выходили Госплан СССР, Госснаб СССР, Госкомтруд СССР, ЦСУ СССР, Госкомцен СССР. И мы стали работать вместе". (Из книги Н.И. Рыжкова "Возвращение в политику". М., 1998).
Об Александре Яковлеве, человеке невероятно извилистой судьбы, одном из главных разрушителей Советского Союза, уже говорилось. В своих пространных мемуарах, изданных на исходе 2000 года, он дает развернутую оценку Андропову. Она сугубо отрицательная. Однако надо иметь в виду, что всегда лгавший Яковлев запоздало "отмежевывается" от непопулярного ныне Андропова, хотя именно тот вернул его в Москву из почетной политической ссылки в Канаде.
"Наиболее раздражающим моментом в Канаде был шпионский синдром. Сразу же после войны убежал к канадцам военный шифровальщик Гузенко. Приговоренный у нас к расстрелу, он до самой своей смерти скрывался где-то под крышей канадской контрразведки. Наша резидентура имела указание выяснить, где находится Гузенко, чтобы как-то привести приговор в исполнение. Он нанес большой ущерб государству, передав канадцам более 200 шифротелеграмм из Москвы по военной линии.
С тех пор в Канаде была установлена практика высылать за шпионаж из посольства или из других советских организаций хотя бы одного человека в год. А то и больше. Каждый раз все это сопровождалось упреками Москвы в адрес посольства в том, что оно что-то недоработало, что не имеет влияния и т.д. Иными словами, КГБ искал виновников собственных провалов.