Трубников идет через улицу, неловко натягивая на плечи пальто. Погруженный в свои мысли, он почти столкнулся с дородной, румяной бабой, Мотей Постниковой. За спиной у Моти мешок, в котором ворочается и порой повизгивает молочный поросенок — вечная Мотина забота.
— Никак ослеп, председатель?! — радостно вскинулась Мотя.
— Извини, Матрена, — рассеянно проговорил Трубников, продолжая свой путь.
Мотя устремилась за ним.
— Мальчонка-то ваш как, Иваныч?
— Температурит, — отмахнулся Трубников от докучной бабы.
— Врача хорошего надо! Наш-то Валежин — фасона пуд, а толку грамм!
Но Трубников уже взбежал на крыльцо дома, где живет сельский врач Валежин. Он проходит из сеней в черную горницу, посреди которой стоят два перевязанных ремнями чемодана — большой и маленький, — а также клетчатый саквояж. Со свертком в руке из другой комнаты выходит Валежин, молодой, длинновязый, белокурый парень в свитере и модных брючках, и кричит кому-то незримому:
— Ведьма Иванна!
С печи свешивается голова старухи с темным горбоносым лицом и узким ртом об один зуб.
— Ведьма Иванна, образцовая сестричка так и не открывшейся больницы, молись за отрока Сергия, оставляю тебе лыжный костюм и сподние, шерстяные, почти целые… — Валежин швыряет сверток на лавку и тут замечает Трубникова. — Привет!
— Дезертируешь, Валежин? — бешеным голосом говорит тот.
— Меня гнусно надули. Я согласился работать в больнице, а не в вонючей курной избе… Извини, Ведьма Иванна. Больницы нет и не предвидится.
— Больницу закончат к новому году, слово! Уже все оборудование заказано! Электротерапия у нас будет, Валежин, рентгеновский кабинет, зубодерня!.. — Похоже, что, увлекшись, Трубников забыл о причине своего визита.
— Пока я тут болтаюсь, воздвигнут свинарник на тысячу персон, птицеферма и парфенон для навоза, а где больница?
— Да пойми, Валежин, колхоз не обязан больницы строить, это дело района… Мы добровольно взялись!
— А мне-то что от этого?
— Вон как ты рассуждаешь! А ты сам помог стройке, ты хоть один кирпич уложил, вбил хоть один гвоздь?
— Я не каменщик, не печник, не плотник, не кровельщик, — говорит Валежин. — Я из другого цеха — хирург!
— Паразит ты, а не хирург! — со злобой говорит Трубников. — В Москву потянуло, небось пристроился. Ну и катись колбасой, нам такие не нужны!
Резко повернувшись на каблуках, он выходит из дома, громко стукнув дверью.
— Пришел, увидел, обхамил! — усмехнулся Валежин. — Ну, черт с ним. Ведьма Иванна, рванем на посошок!
— Опять, что ль, «спиритус вини»? — ворчит старуха.
— За то, чтоб мне Коньково и во сне не приснилось! — провозглашает Валежин и, чокнув донышком своей стопки по старухиной стопке, духом выливает спирт. — У, хам!
— Что?
— Хам, говорю, ваш Трубников.
— Ладно тебе. Мальчонка у него приболел, — заметила старуха — Поздний поскребыш… знаешь, как над такими трясутся?
— А чего же он не сказал?
— Видать, не захотел с шалопаем вязаться…
— Ведьма Иванна, смотри, наследства лишу, — без улыбки, о чем-то задумавшись, произнес Валежин.
В дом Надежды Петровны с двумя чемоданами и саквояжем вваливается Валежин.
— Почему вы не позвали меня раньше? — говорит он недовольно. — Я опаздываю на поезд.
Хотя Трубников находится туг же, Валежин делает вид, что не замечает его, и обращается только к Надежде Петровне. Он ставит чемодан на пол посреди кухни, сбрасывает куртку и торопливо ополаскивает руки под рукомойником.
— Чистое полотенце! — бросает он. — Что с мальчиком?
— Простыл, поди. — Надежда Петровна подает ему рушник.
— На что жалуется? — резко прервал ее Валежин.
— Горлышко болит… Может, ангина…
— Диагноз мне не нужен! Температура?..
— Тридцать девять и семь…
Валежин проходит в комнату, где лежит маленький больной.
Появляется Алешка Трубников.
— Дядя Егор, за врачом поедем? — громко говорит он.
— Тс ты! — прикрикнул Трубников:
Алешка округлил глаза и на цыпочках вышел. С озабоченным видом вернулся Валежин.
— Боюсь, что это дифтерит, — говорит он. — Срочно нужна сыворотка, но в районе ее нет…
— А в горбольнице? — спросил Трубников.
— Конечно, есть. Трубников тут же вышел.
Вездеход мчится в мартовскую черноту полей. Алешка давит на сигнал.
Поспешно отваливаются вправо, к обочине, возы с черным, прелым сеном, бестарки с навозом, грузовики. Трубников вцепился рукой в железную скобу…
Валежин достает из чемодана инструменты, белый врачебный халат. Закрывает чемодан и засовывает его вместе с другими своими вещами под лавку. Он явно распрощался с мыслью о скором отъезде.
— Вскипятите воду, — говорит он Надежде Петровне, надевая халат.
Вездеход мчится по улицам города. Подъезжает к старому зданию больницы и останавливается. Трубников быстро подымается по обшарпанным, ступенькам, толкает тяжелую дверь.
Кажется, что время остановилось в доме Трубниковых. Надежда Петровна все так же мерно покачивается, сидя на лавке, будто отмеривает секунды своего мучительного ожидания. Но когда из другой комнаты вышел Валежин с тазом в руках, она мигом вскочила с лавки.