— Тише! — Она берет его за руку и увлекает в тень. — Я уже третий день тебя выглядываю, все нет и нет…
— А чего в дом не зашла?
— Нельзя, чтобы меня с тобой видели. Слушай, Семен на тебя заявление послал.
— Тоже — новость! В райкоме особый шкаф для его заявлений поставили.
— Да не в райком, а в эту… в безопасность…
— Это сейчас в моде, — усмехнулся Трубников.
— Плохое заявление… Что ты окружил себя врагами народа и все по их указке делаешь.
— Хватит чепуху городить.
— Крест! Я всего прочесть не успела. Семен отнял. Там про Кочеткова прописано, будто он говорил, что в лагере крыс едят, и чего-то еще про Сталина — не разобрала.
— Чем ему Кочетков помешал?
— Он говорит, Кочеткова по болезни освободили, ему ничего не будет, зато, мол, Егора с колхоза попрут.
— Вон что!
— Ты скажи этому Кочеткову, чтобы он мотал отсюда!
— Ему дальше огорода ходу нет! Он все равно что стреноженный…
— Это почему же?
— У него паспорт с клеймом… Эх, Доня, и как ты можешь жить с таким гадом, как Сенька?
— Ас кем мне жить прикажешь, с тобой? — на лице Дони блеснули слезы. Я согласная! Пойду с тобой хоть в тюрьму, хоть в лагерь, хоть куда хочешь!
— Да будет тебе…
— А ты на меня глядел, я подмечала! — с отчаянностью шепчет Доня. — На ноги мои глядел, на грудь глядел!
Странно, Трубникова словно не удивляет этот неожиданный ее порыв.
— Может, и глядел, только пустое это…
— И для меня пустое! Я с Семеном на всю жизнь вот так связана!
— Это почему лее?
— А он мне мой грех простил! — быстрым шепотом отозвалась Доня. — Ну, ступай, только побереги себя, Егор! — Она вдруг подалась к нему всем телом и сильно прижала к себе рукой. — Ну, ступай, ступай!..
Трубников не пытался ее оттолкнуть, молча смотрел на блестящее от слез лицо. Когда же она отпустила его и скрылась в темноте, он еще несколько секунд недвижно простоял под деревом.
— Что так долго? — спрашивает Кочетков Трубникова, который уже разделся и обметает голиком сапоги. — Я уже начал беспокоиться…
— Напрасно! Просто был большой и добрый разговор.
— Значит, Чернов — человек?
— Да еще какой! Мы с ним тут кое-что затеяли… Мне понадобится твоя помощь…
— Ну что ж, за мной дело не станет. Давай-ка к столу. Будем ужинать…
— А выпить не найдется? — неуверенно спросил Трубников.
— Ого! — поражен Кочетков. — «Я слышу речь не мальчика, а мужа!»
— Замерз что-то…
Кочетков достает с полки начатую четвертинку, стопки.
— И всего-то есть в нашем холостяцком доме! — Он быстро накрывает на стол. — Обслуживание на высшем уровне, — одобряет он сам себя.
И теперь усталость и трудные мысли свалились на Трубникова, придавили плечи.
Разливая водку по стопкам, глянул на него Кочетков.
— Разговор был добрый… а вид у тебя… или устал?
— Да нет… — Трубников провел ладонями по лицу. — Много все-таки сволочей на белом свете, — вздохнул он. — Ну да черт с ними! Не такое перемалывали… За что вьшьем?
— Я — за тебя, Егор.
— Нет, давай — за нас!
Они чокаются, пьют, и в это время по окну, глядящему на улицу, хлестнула ярким светом фар подъехавшая машина.
Затем свет отсекся, из оконной протеми глянуло в избу незнакомое мужское лицо в фуражке.
Трубников и Кочетков поставили пустые стопки на стол, молча смотрят друг на друга. Хлопает входная дверь, в сенях — грубый постук сапог.
— Вот и выпили на посошок! — сказал Кочетков и прошел в свою комнатенку.
В кухню входят четверо. Одернув китель, Трубников заступает им дорогу.
— Не торопитесь, товарищ Трубников, еще успеете, — говорит один из вошедших и отстраняет его прочь.
— Кочетков Василий Дмитриевич здесь проживает? — громко спрашивает другой.
— Да! — слышится спокойный голос.
Кочетков вышел из боковушки, полностью снаряженный в дорогу: в пальто и шапке, — он-то сразу понял, за кем пришли.
— Оружие?
— Гаубица в огороде, — говорит Кочетков. Оттолкнув его, двое проходят в скудно обставленную комнатенку и начинают обыск.
Один из вошедших потянул с полки книгу и обрушил с десяток томов.
— Осторожнее, — побледнев, говорит Кочетков, — это ЛЕНИН!..
Кочеткову делают знак выходить. Трубников протягивает ему сверток с бельем.
Кочетков слегка кивает. Говорить ему ни к чему — каждое слово сейчас на учете.
Трубников подчеркнуто выпрямляется, так отдают приветствие в армии, если не покрыта голова…
По улице бежит Надежда Петровна. Платок сбился с ее головы; поскальзываясь, она едва не падает.
И тут же видит, как фургон, мазнув по забору светом фар, отъезжает от дома. Надежда Петровна чуть не упала, привалилась к забору…
Пересилив себя, медленно, перебирая руками частокол, она идет вдоль изгороди.
Трубников сидел на лавке возле темного окна. Лицо его сухо и спокойно каким-то каменным, мертвым спокойствием. Он не услышал, как хлопнула в сенях дверь, как вошла женщина.
Надежда Петровна так и осталась стоять, прислонившись к дверному косяку…
Областное управление МГБ. В кабинет следователя заходит Калоев. Следователь — крупный, тестовый человек с большими, как лопаты, руками встает при входе начальства. Подследственный — это Кочетков — подымает голову и тоже хочет встать, но Калоев остановил его ласково-властным движением руки…