Предшественники Дарвина в России

Любопытно, что Каверзнев применил здесь тот же прием доказательства, что и Дарвин. Последний описал, как известно, разнообразие голубиных пород, указав при этом, что любой орнитолог принял бы этих птиц за особые виды, если бы не было известно, что все они произошли от общего предка — дикого ливийского голубя.

Итак, животные формы изменчивы или, применяя старинное выражение Каверзнева, способны перерождаться. В чем заключается причина этого явления?

Каверзнев дает на это вполне определенный ответ: животные способны изменяться под влиянием условий существования, иначе, под воздействием внешней среды, в которой они живут. Вот какие соображения мы находим у Каверзнева по этому поводу: «Известно, что наша земля имеет столько климатов, сколько областей, столько погод, сколько местностей. Каждая область имеет свои особые продукты и, по большей части, своих животных, которые всегда находятся в связи со свойствами земной поверхности, производящей пищевые средства» (стр. 12).

«Существуют три причины изменчивости животных, — продолжает автор, — две естественные, а именно — температура, зависящая от климата, и характер пищи, а третья возникает непосредственно от гнета порабощения. Действия, которые производит каждая из этих трех причин, заслуживают особого рассмотрения» (стр. 13–14).

Таким образом, по мнению Каверзнева, климатические условия, связанные с переменой пищи и температуры, вызывают изменения в организме. Третья причина изменчивости, о которой он упоминает, т. е. влияние одомашнения животных, приручения их человеком, сводится к воздействию тех же факторов, так как прирученные животные получают иные условия существования, чем те, какие они имели в природе. В других местах своей работы Каверзнев упоминает, кроме того, об изменяющем влиянии воздуха и рельефа местности.

Из перечисленных выше причин, вызывающих изменения в организме животных, Каверзнев особенно важное значение приписывает воздействию пищи. Он представляет дело так, что пища влияет на организм своим химическим составом. Особенно сильно сказывается, по мнению автора, влияние растительной пищи, так как такая пища по своему составу дальше отстоит от организма животных и потому требует для своего усвоения больших усилий. «Влияние пищи, — пишет по этому поводу Каверзнев, — всегда сильнее и производит большее действие на тех животных, которые кормятся травами и различными плодами, чем на тех, которые питаются только мясом, которое сами добывают, или той пищей, которую они получают из рук человека. Ибо мясо и обработанная пища по своему составу таковы, что они уже сходны с природой животных, которые употребляют их в качестве своей пищи. Напротив того, растения и их плоды содержат в себе все свойства почвы, поскольку они остаются сырыми и необработанными» (стр. 23–24).

Здесь в элементарном виде проводится мысль, что питание организмов играет большую роль в видообразовании. Эта идея оказалась вполне созвучной с нашей современной биологической наукой. Например, Мичурин придавал, как известно, большое значение питанию сеянцев при выводе новых сортов плодовых и ягодных растений. Он считал, что воспитание всходов при особом составе почвы изменяет их наследственные свойства, и придавал этому положению широкое общее значение.

Каверзнев не развил этой теории подробно, да по состоянию науки того времени он и не мог этого сделать, но и того, что он написал в своей диссертации, вполне достаточно для того, чтобы причислить его к ранним предшественникам великих эволюционистов XIX в. По своим взглядам он ближе других к Ламарку и Жоффруа Сент-Илеру, которые выступили несколькими десятилетиями позднее. Не надо забывать, что, высказывая эти идеи, Каверзнев был начинающим ученым, который не мог подвергнуть эти мысли экспериментальной проверке и которому обстоятельства не дали возможности развить свою научную деятельность. Заметим также, что в эпоху появления его диссертации ни сравнительная анатомия, ни палеонтология не существовали еще как научные дисциплины. Можно не без основания предположить, что, если бы Каверзнев не был потерян для науки в молодом возрасте и пути его научного развития были благоприятны, — наша родина имела бы в его лице крупнейшего русского биолога XVIII в.