Предшественница

Я сказала Миа правду: за то короткое время, что я живу в этом доме, мне ни разу не было страшно. Однако сейчас тишина и пустота приобретают зловещий оттенок. Что за глупости? Это все равно что бояться детских страшилок. И все же я включаю свет на максимальную яркость и иду смотреть, нет ли… чего? Не взломщиков же. Но почему-то я уже не чувствую себя под защитой этого дома, как раньше.

Я чувствую себя так, словно за мной наблюдают.

Я прогоняю это чувство. С самого начала, напоминаю я себе, дом казался мне неким подобием съемочной площадки. Это ощущение мне понравилось. Все, что случилось с тех пор, – это дурацкий, куцый секс с Эдвардом Монкфордом и открытие того факта, что он предпочитает женщин определенного типа.

Лежит под лестницей с разбитой головой. Я невольно подхожу и смотрю на это место. Что это, едва заметный контур давным-давно оттертого кровавого пятна? Но я ведь даже не знаю, была ли тут кровь.

Я поднимаю взгляд. Надо мной, вверху лестницы, что-то виднеется. Полоска света, которой раньше там не было.

Я медленно поднимаюсь по лестнице, не сводя с полоски глаз. Я приближаюсь, и она принимает очертания дверцы не больше пяти футов высотой – скрытая в стене панель, сделанная так же, как скрытые шкафы на кухне и в спальне. Я и не знала, что она там есть.

– Ау? – кричу я. Ответа нет.

Я тянусь и распахиваю дверь. За ней – вместительный чулан с принадлежностями для уборки: швабрами, запасные валики для них, пылесос, полироль для пола, даже стремянка. Я едва не смеюсь. Можно было предположить, что в доме окажется нечто в этом роде. Должно быть, уборщица – пожилая японка, которая почти не говорит по-английски и во время своих еженедельных визитов ни в какую не хочет общаться, – забыла запереть.

Кажется, чулан устроен так, чтобы обеспечивать доступ и к другим домовым службам. На одной стенке – электропроводка. Компьютерные кабели змеями уходят в нутро Дома один по Фолгейт-стрит через люк в потолке.

Пробравшись мимо уборочного инвентаря, я просовываю голову в люк. При свете телефона вижу что-то вроде технического лаза через весь дом; весь его пол тоже покрыт кабелями. Он ведет в более просторное помещение, вроде чердака, над спальней. В дальнем его конце я с трудом различаю водопроводные трубы.

Мне кажется, что я, возможно, нашла выход из беспокоившего меня положения. Я никак не могла себя заставить отдать неношеную одежду Изабель, а заодно свои книги и другие вещи в «Оксфам»[4], но и разбирать все это и раскладывать по шкафам Дома один по Фолгейт-стрит я сочла неправильным. Чемодан так и стоит с самого переезда у лестницы, ждет, когда я решу, что с ним делать. Я приношу его и тащу по лазу на чердак. Пусть тут постоит, не на проходе.

Света от телефона недостаточно, поэтому я смотрю под ноги, лишь наступив на что-то мягкое, и вижу между стропилами спальный мешок. Он здесь давно лежит – весь покрыт пылью и грязью. Я поднимаю его, и из него вываливаются девчачьи пижамные штаны с узором из яблочек. Я засовываю в мешок руку, но там больше ничего нет, кроме скомканных носков в самом низу. А еще визитка, сильно помятая: «Кэрол Йонсон. Сертифицированный психотерапевт».

Повернувшись, я вижу, что тут же разбросано кое-что еще: консервные банки из-под тунца, свечные огарки, перевернутый флакон духов, пластиковая бутылка энергетика.

Странно. Странно и необъяснимо. Я понятия не имею, кто, кроме Эммы, жил в этом доме, поэтому не знаю, принадлежал ей этот мешок или нет. И если даже это был ее мешок, я никогда не узнаю, какой безымянный страх заставил ее перебраться из красивой, стильной спальни сюда.

Очень громко в замкнутом пространстве звонит мой телефон. Я достаю его.

– Джейн, это Эдвард, – говорит знакомый голос.

Тогда: Эмма

Я пытаюсь назначить Саймону встречу на какой-нибудь нейтральной территории вроде паба. Но хотя он и сказал, что подпишет бумаги, делать это где-либо, кроме дома на Фолгейт-стрит, он наотрез отказывается.

Мне все равно надо туда заглянуть, говорит он. Я кое-что оставил, когда съезжал.

Я неохотно соглашаюсь.

Включаю свет на максимальную яркость, надеваю потертые джинсы и свою самую неприглядную поношенную футболку. Я прибираюсь на кухне – поразительно, что вещей почти нет, а беспорядок все равно наводишь, – когда слышу за спиной какой-то звук. Подскакиваю.

Привет, Эм, говорит Саймон.

Господи, напугал, в сердцах говорю я. Как ты вошел?

Я себе код оставил, пока вещи не заберу, говорит он. Не волнуйся, потом удалю.

Ну ладно, неохотно говорю я. Мысленно делаю памятку: спросить у Марка, как заблокировать код.

Как дела? спрашивает Саймон.

Все в порядке, говорю я. Я знаю, что надо спросить, как дела у него, но сама вижу, что неважно. Его кожа побледнела и пошла пятнами, как всегда, когда он начинает выпивать, и он ужасно постригся.

Вот договор, говорю я, протягиваю ему бумаги. И ручка. Я уже подписала.

Так, так! Мы что, сперва не выпьем?

Я такая: по-моему, не стоит, Сай. Но по его ухмылке я понимаю, что он уже.

Неправильно это все, говорит он, прочитав.

Юрист составлял, говорю я.