Предшественница

– Ой… прости, я задумалась. – Нельзя, решаю я, чтобы беседа с психотерапевтом отвлекала меня от того, что происходит здесь и сейчас. Я указываю на саквояж: – Куда ты собрался?

– Думал перебраться к тебе.

На секунду мне кажется, что я ослышалась.

– Перебраться?

– Если пустишь, конечно.

Я ошеломлена.

– Эдвард…

– Я тороплю события?

– Я еще ни с кем не жила.

– Потому что еще не встречала нужного человека, – рассудительно говорит он. – Я понимаю, Джейн, потому что я думаю, что мы с тобой в чем-то схожи. Ты человек закрытый, сдержанный и немного замкнутый. Это, помимо многого другого, я в тебе и люблю.

– Правда? – спрашиваю я, хотя на самом деле думаю: Я что, замкнутая? И Эдвард действительно только что сказал «люблю»?

– Разве не заметно? Мы идеально друг другу подходим. – Он касается моей руки. – С тобой я счастлив. И, мне кажется, я смогу осчастливить тебя.

– Я уже счастлива, – отвечаю я. – Эдвард, ты уже меня осчастливил.

И я улыбаюсь ему, потому что это правда.

Тогда: Эмма

В следующий раз Эдвард приезжает с саквояжем и рыбой для рагу.

Весь секрет – в соусе руйе, говорит он, раскладывая все на столе. Столько народу экономит на шафране.

Я понятия не имею, что такое руйе и шафран. Ты куда-то уезжаешь? спрашиваю я, глядя на саквояж.

В некотором роде. Хотя, скорее, приезжаю – если ты меня примешь, конечно.

Хочешь оставить у меня вещи? удивленно спрашиваю я.

Нет, весело говорит он. Это все, что у меня есть.

Саквояж – такой же красивый, как и все, что ему принадлежит, кожа мягкая и гладкая, как на седле. Под ручкой – неброский знак, на котором вытиснены слова: «Суэйн Адени, дорожные принадлежности. Поставщики Королевского двора». Я открываю его. Внутри все сложено красиво, как двигатель машины. Я достаю предметы по одному, описывая их.

Полдюжины белых рубашек «Комм де гарсон», очень, кстати сказать, хорошо выглаженных и сложенных. Два шелковых галстука «Шарве». Макбук-эйр. Записная книжка «Фиорентина» в кожаном переплете и стальной механический карандаш. Цифровой фотоаппарат «Хассельблад». Хлопковый сверток, в котором, – посмотрим, – три японских поварских ножа.

Не трогай, предупреждает он. Они очень острые.

Я снова заворачиваю ножи и откладываю их в сторону. Несессер. Два черных кашемировых пуловера. Две пары черных брюк. Восемь пар черных носков. Восемь белых трусов-«боксеров». Неужели это и правда все?

Ну, еще в офисе кое-что. Костюм и так далее.

Как ты этим обходишься?

А что мне еще нужно? говорит он. Ты не ответила на мой вопрос, Эмма.

Это так неожиданно, говорю я, хотя какая-то часть меня готова скакать от радости.

Можешь выставить меня на улицу в любой момент.

С какой стати? Это ты от меня устанешь.

Я от тебя никогда не устану, Эмма, серьезно говорит Эдвард. Мне кажется, что в тебе я наконец нашел идеальную женщину.

Я чего-то не понимаю. Мне казалась, что у нас просто необремененный роман, или как он там это назвал. Спрашиваю: Но почему?..

Потому, что ты не задаешь вопросов, рассудительно говорит Эдвард. Он поворачивается к рыбе. Передай, пожалуйста, эти ножи.

Эдвард!

Он изображает вздох. Ну хорошо. Потому что в тебе есть нечто, какая-то энергия, жизнь, от которой и я оживаю. Потому что ты импульсивна, ты экстраверт, ты во всем не такая, как я. Потому что ты так отличаешься от всех прочих женщин, которых я знал. Потому что ты вернула мне желание жить. Потому что ты – это все, что мне нужно. Такое объяснение тебя устраивает?

Пока сойдет, говорю я, не в силах сдержать улыбки.

7. Подруга показывает вам свою работу. Она ею гордится, однако работа не очень хороша. Вы:

☉ Честно и беспристрастно критикуете ее

☉ Предлагаете одну незначительную поправку, чтобы посмотреть, будет ли она принята

☉ Меняете тему

☉ Издаете неопределенные ободряющие звуки

☉ Говорите, что она большой молодец

Сейчас: Джейн

– Мне кажется, что по-настоящему вы ждете извинений, – говорит медицинский посредник. Это средних лет дама в сером кашемировом кардигане; обращается она ко мне внимательно и сочувственно. – Я права, Джейн? Если клиника признает все, что вам пришлось перенести, это поможет вам мысленно поставить точку в переживании вашей утраты?

По другую сторону стола – имеющий изможденный вид доктор Гиффорд, по бокам – администратор клиники и адвокат. Посредник, ее зовут Линда, сидит с краю, как бы подчеркивая свою нейтральность. Тесса сидит рядом со мной.

Я смутно осознаю, что в пределах одной фразы Линда каким-то образом сумела понизить обещанные извинения до признания моих страданий. Это немного похоже на извинения прохиндея-политика, который говорит, что ему очень жалко, если кто-то чем-то недоволен.

Тесса предупредительно накрывает мою руку своей, как бы говоря: с этим я разберусь.