Предсказание

Ей открыл незнакомый мужчина, продолжавший чему-то улыбаться.

– Ого! – заржал он. – Гость прет косяком. Заходите, барышня.

Она вошла, внутренне содрогаясь, слыша разноголосие веселых, задирающих друг друга людей, продолжался спор, все они были заняты чем-то, к чему ее вторжение не имело ни малейшего отношения.

Завальнюк сидел где-то сбоку от стола, заставленного остатками еды и питья, вылезать оттуда не было никакой возможности, он смеялся, как и остальные, чьей-то остроте; увидев Любку, жестом ткнул на свободный кусочек дивана у самовара; она присела на этот кусочек, оглушенная скопищем людей, излучавших энергию. О ней тотчас забыли. Она пыталась уловить смысл разговора, который вызывал бурные всплески у окружающих. Кое-кого за столом она знала по больнице, но лица размывались, плыли, как будто она глядела на них из самолета, идущего на посадку в тумане. В какой-то момент голова прояснилась, отчетливо проступили предметы, люди, она даже рискнула съесть кусок чего-то. Смеха уже не было в помине. Рядом с хозяином оказалась худенькая бледная женщина с узкими горящими глазами, в которой Любка узнала физиотерапевтичку Розу Гавриловну. Лицо ее, настороженно-задумчивое, выражало беспокойство, взгляд переходил с лица Завальнюка на лицо человека по фамилии Олев, который с ним спорил. Громкоголосый, маленького роста, с непомерно большой головой, тот чем-то напоминал гиганта головастика.

– Бытие наше состоит из препятствий, которые мы себе создаем, чтобы их преодолевать, – смеется в ответ на тираду головастика Завальнюк.

Во все глаза Любка таращилась на чужого веселого человека, которому грозило увольнение, которого собирались из-за нее отлучить от любимого дела. Значит, этого и в помине нет.

– Нет, что ни говори, ты счастливчик и папа с мамой тоже много значат, – настаивает на чем-то своем Олев. – Мне надо было до ординатора пять лестниц снизу переть, а ему, – он ткнул мизинцем в Завальнюка, – только не упасть с верхней площадки, дотянуться до значимости предков.

– А кто у меня папа? – поинтересовался Завальнюк, продолжая улыбаться.

– Хороший папа, – подал голос хмурый великан с конца стола.

– Выдающийся. Давай-ка лучше ящик включим, ЦСКА с «Динамо» второй тайм начали. – Олев встает из-за стола, его не выпускают.

– Ну а все же – кто? – настаивает Завальнюк.

– Отстань, я пошутил, – отрубил Олев. Ему уже расхотелось топтаться вокруг этой глупости. – Мало ли кто у кого отец, ты-то при чем? Отец, может быть, и вправду генерал, а сын с матроса начинает.

– Значит, генерал, – вздохнул Завальнюк. – Эх, как хорошо-то… – Он счастливо зажмурился.

Наступает молчание. Завальнюк хватает со стола блюдо, уносит на кухню.

– И не стыдно? – вдруг подняла на Олева глаза Роза. Теперь ее голос срывается. – Юрка-то именно и карабкался по каждой ступеньке! С чего он, по-твоему, начинал, Олев?

Любка сидит, чужая этим разговорам, поникшая. Это все к ней не относится.

– Ничего мы не знаем, Розочка, мы темные, – равнодушно прогудел головастик.

– Да будет вам известно, он начинал с деревни на семьсот дворов, – мягко, точно с ребенком, заговорила она. – Там пять лет даже врача не было, старушка практиковала, смертных случаев – навалом. А у Юрки была идея: все уметь самому, все на практике, с азов. Вот он туда и попросился. – Миловидная, кроткая физиотерапевтичка все более волновалась. – Эта старушенция пуповину ножом перерезала за банку сметаны. Юрка потом спас не одну роженицу с заражением. Оказалось, старая вообще не любила возиться, детские места удаляла как попало, вот у нее молодые бабы дохли как мухи, а чем больше таких случаев было, тем сильнее бабусю ублажали остальные. Чтоб постаралась – все, мол, от ее настроения зависит. – Роза чуть помолчала. – Работы у Юрки оказалось невпроворот: летом – травмы в поле, по пьянке, в драках, зимой – обморожения, простуды, кто в сугробе, выпивши, заснул, кто ледяное из погреба хлебнул.

– Ого, – бросил хмуро тот, что с другого конца стола, – значит, Юрка и роды сам принимал! Никогда бы не поверил!

– Одиннадцать, – отрезала Роза.

– Двенадцать, – оборвал в дверях Завальнюк.

«Не любит, когда про него говорят», – отметила Любка.

– Ну хорошо! – вскочил головастик, комично завертев над головой кулачком. – Мы получили мощную информацию от Розы. Но все же после романтического акушерско-фельдшерского начала кто тебя вытащил из этой деревни? Честно? Я без подковырок. Как-то ты ведь выбрался из этих семисот дворов? Была ведь какая-то рука?

– Рука Всевышнего, – вставили с конца стола.