Предсказание

— Потому, что его величество этой ночью придет сюда, монсеньер.

— Вы в этом уверены?

— Да, монсеньер.

— А почему вы в этом так уверены? Ну, говорите же!

— Я только что стоял в коридоре…

— В каком коридоре?

— Не знаю, в каком, я первый раз в Лувре.

— Что ж, для первого раза у вас все получается неплохо! Итак, вы находились в коридоре…

— Спрятавшись за портьерой неосвещенной комнаты, я в двух шагах от себя услышал шепот. Я насторожился и услышал разговор двух женщин: «Значит, сегодня ночью, как договорились?» — «Да». — «В зале Метаморфоз?» — «Да». — «Ровно в час король будет там. Я оставлю ключ».

— Именно это вы и услышали? — поразился принц, опять забыв, где он находится, и перейдя чуть ли не на крик.

— Да, монсеньер, — заявил шотландец, — другой вопрос: что он собирается делать в этой комнате?

— Вот именно, — произнес принц. И, отвернувшись, тихо проговорил:

— Так, значит, это король!

— Вы что-то сказали, монсеньер? — переспросил лучник, думая, что эти слова обращены к нему.

— Я просто поинтересовался, сударь, как вам удалось найти этот зал, вы ведь сейчас только признались, что в Лувре находитесь впервые.

— О! Все просто, монсеньер, я чуть отодвинул портьеру и проследил взглядом за той, что сказала про ключ: оставив ключ, она пошла дальше и скрылась в конце коридора. Тогда я решил рискнуть; однако, услышав приближающиеся шаги, вынужден был опять спрятаться за гобеленовой портьерой. Тут мимо меня прошел мужчина и скрылся во мраке. Как только он миновал мое укрытие, я стал следить за ним и заметил, как он остановился подле этой двери, толкнул ее и вошел. Тогда я сказал сам себе: «Вот он, король!», вверил душу Господу и, не теряя ни секунды, двинулся тем же путем, который мне по очереди указали сначала женщина, а потом мужчина. Я не только обнаружил ключ в замке, но и убедился, что дверь приоткрыта; толкнул ее, а затем вошел, но внутри никого не было. Я подумал, что ошибся: возможно, человек, который, как я видел, хорошо знает Лувр, находится где-то поблизости. Пришлось искать место, где можно было бы спрятаться. Увидел кровать… Остальное, монсеньер, вы знаете.

— Да, черт побери, знаю! Однако…

— Тише, монсеньер!

— Что?

— На этот раз действительно идут.

— Вы дали слово, сударь.

— И вы, монсеньер.

Руки обоих мужчин встретились.

Ковер приглушил легкий шаг — женский.

— Мадемуазель де Сент-Андре! — почти беззвучно произнес принц. — Там, слева от меня.

В этот момент раскрылась дверь на другом конце зала и вошел юноша, почти ребенок.

— Король! — почти беззвучно произнес шотландец. — Там, справа от меня.

— Черт! — пробормотал принц. — Вот уж о ком, признаться, я и подумать не мог!

XII. ПОЭТЫ КОРОЛЕВЫ-МАТЕРИ

Апартаменты Екатерины Медичи в Лувре, обитые коричневыми тканями и украшенные темными дубовыми панелями, ее длинное траурное платье (овдовев, она носила его уже несколько месяцев и будет носить всю жизнь) — все это производило, на первый взгляд, мрачное впечатление; но достаточно было посмотреть поверх балдахина, под которым она сидела, чтобы удостовериться в том, что здесь вовсе не некрополь.

И действительно, над балдахином находилась сверкающая радуга с греческим девизом, подаренная в свое время королем своей снохе, причем текст, как мы, кажется, уже рассказывали в другой книге, гласил в переводе: «Несу свет и безмятежность».

Вдобавок, если радуги — этого моста между прошлым и будущим, между трауром и празднеством — оказалось бы недостаточно, чтобы развеять мрачные мысли постороннего, внезапно оказавшегося в этих апартаментах, то следовало бы просто посмотреть не поверх балдахина, а под него и увидеть, что там, окруженная семью молодыми женщинами, прозванными «королевской плеядой», находилось поистине прекрасное создание, сидевшее в кресле и носившее имя Екатерина Медичи.

Родившаяся в 1519 году, дочь Лоренцо уже перешла сорокалетний рубеж; цвет ее одежд напоминал про холодную суровость смерти, но живые, проницательные глаза, сиявшие сверхъестественным блеском, выказывали жизнь во всем ее могуществе и во всей ее красоте. Более того, лоб цвета слоновой кости, яркий румянец щек, чистота, строгость и благородство линий лица, надменность взора, застывшие черты лица, постоянно контрастирующие с живостью глаз, — все делало голову этой женщины похожей на маску римской императрицы, а если посмотреть в профиль, то застывший взор, неподвижные губы придавали ей вид античной камеи.

Но сейчас лоб ее, обычно нахмуренный, был ясен; губы, как правило, неподвижные, наполовину приоткрылись и зашевелились, так что вошедшая госпожа адмиральша еле сдержала крик удивления при виде улыбки на лице женщины, которая так редко улыбалась.

Впрочем, г-жа де Колиньи сразу догадалась, под каким ветром эта улыбка расцвела.

Рядом с королевой находился его преосвященство кардинал Лотарингский, архиепископ Реймсский и Нарбонский, епископ Меца, Туля и Вердена, Теруана, Люсона, Баланса, аббат Сен-Дени, Фекана, Клюни, Мармутье и т.д.