Предсказание

Они закончили на удивление сложный номер, когда трое из воздушных гимнастов работали на двух трапециях, перелетая с одной на другую. Тут требовалась удивительная синхронность, поскольку один из них постоянно находился в воздухе, а столкновение или малейшая задержка грозили катастрофой. А потом одна из этих бескрылых птиц, мужчина, стоявший под самым куполом, прыгнул вниз, сложился, вращаясь все быстрее, в последний момент распрямился, раскинул руки и приземлился спиной на страховочную сеть.

Сеть высоко подбросила его, еще раз, третий, потом он подкатился к краю, спрыгнул на землю, легко и изящно, и вскинул руки над головой, словно закончил номер.

С расстояния в тридцать футов он выглядел очень даже симпатичным: решительное лицо, гордый римский нос. Прибавьте к этому грудь колесом, широкие плечи, узкую талию. Импозантный мужчина, лев в образе человеческом.

Несмотря на иссиня-черные волосы и внешность сорокапятилетнего, я знала, что перед нами Виргильо Вивасементе, ибо он излучал гордость, короля, мастера, патриарха.

Поскольку в 1974 году он уже был патриархом, ярчайшей звездой знаменитой цирковой семьи и отцом семерых детей, включая двадцатилетнюю Натали, по всему выходило, что в апреле 2005 года ему было больше семидесяти, скорее всего, много больше. Он не просто выглядел моложе, но и находился в превосходной физической форме.

Цирковая жизнь была для него источником юности.

Один за другим остальные артисты спрыгивали о небес на страховочную сеть, подскакивали, потом спускались на землю, вставали полукругом за спиной Виргильо.

Когда все оказались на земле, они как один вскинули правую руку и, глядя на нас, хором прокричали: «Летающие Вивасементе летают для вас!»

Джимми и я принялись аплодировать, но остановились, а потом с трудом стерли с лиц глупые детские улыбки.

В труппе были мужчины и женщины, юноши и девушки, даже девочка лет восьми или девяти и десятилетний мальчик. Они выбежали из шатра, как газели, словно показывая, что их полеты под куполом не отнимают никаких сил, сущий пустяк.

И тут же к Виргильо Вивасементе подошел мускулистый мужчина с алым халатом на руке. Подержал халат, пока патриарх всовывал руки в рукава.

У этого мужчины лицо было грубым, в шрамах, даже с такого расстояния мы видели, что глаза у него угрожающие, будто змеи.

И хотя он ушел, оставив нас наедине со своим боссом, я порадовалась, что мы вооружены пистолетами. И пожалела, что не взяли с собой бойцовских псов.

В тяжелом, прекрасно расшитом халате из дорогой материи, возможно, из кашемира, с подложными плечами и широкими лацканами, главный воздушный гимнаст выглядел кинозвездой 1930-х годов, когда блеск Голливуда был настоящим, не глянцевым.

Улыбаясь, он направился к нам, и чем ближе он подходил, тем яснее мы видели, что он принял определенные меры, чтобы выглядеть моложе. Волосы для настоящих были слишком уж черными, конечно же, он их красил. Возможно, мышцы оставались мощными, крепкими и гибкими благодаря неустанным физическим упражнениям (и каждодневной порции стероидов на ленч), но с лица возраст изгонялся батальонами скальпелей.

Нам доводилось видеть несчастных женщин, которые слишком молодыми увлеклись подтяжкой лица, а потом слишком часто прибегали к помощи специалистов пластической хирургии, в результате чего к шестидесяти годам, а то и раньше, кожа на лице натягивалась до такой степени, что, казалось, могла лопнуть в любой момент. Накачанные «ботоксом»^[69] лбы этих женщин выглядят пластмассовыми. Они не могут полностью закрыть глаза даже во сне. Ноздри постоянно расширены, словно стараются уловить какой-то неприятный запах, надутые губы раскрыты в полуулыбке, которая напоминает Джокера из «Бэтмена», сыгранного Джеком Николсоном.

И пусть Виргильо Вивасементе был мужчиной, лицом он не отличался от тех самых несчастных женщин.

Он подошел так близко, что мы с Джимми поневоле отступили на шаг или два, отчего губы нашего хозяина разошлись в акульей улыбке. Вероятно, он так поступал всегда, вторгался в чужое пространство.

Его баритон был ближе к басу, чем к тенору.

— Разумеется, вы знаете, кто я.

— Догадываемся, — ответил Джимми.

Поскольку мальчик, который передал нам коробку с деньгами, до смерти боялся этого человека, да и сами деньги предназначались для того, чтобы оплатить что- то гадкое, он не заслуживал доброго отношения. Раз уж предпочел говорить загадками, мы решили ответить тем же.

— В любом уголке мира все знают, кто я, — гордо заявил патриарх.

— Поначалу мы подумали, что вы — Бенито Муссолини, — ответила я, — но потом вспомнили, что он никогда не был воздушным гимнастом.

— А кроме того, — добавил Джимми, — Муссолини убили в конце Второй мировой войны.

— А вы совсем не выглядите мертвым, — пояснила я.

Улыбка Виргильо Вивасементе стала шире и все более походила на звериный оскал.

И хотя из-за натянутой кожи прочитать, что написано на лице, не представлялось возможным, взгляд, которым он одарил меня и Джимми, раскрыл мне многое: у этого человека начисто отсутствовало чувство юмора. Его не было вовсе.