Предсказание

— До сих пор не встречалось. Пожалуйста, надавите пальцем сюда.

Молодой Олег с удовольствием прижал свой палец к стеклянной пластинке, вымазанной чем-то синим.

— А теперь сюда. — Дактилоскопист расстелил на столе небольшой лист бумаги.

— У меня к вам просьба… Вот мы с отцом поспорили на бутылку коньяка. Я считаю, что у нас с ним должны быть идентичные отпечатки пальцев, а он не согласен, говорит, что так не бывает. Вы не проведете эксперимент, чтобы разрешить наш спор?

— Незачем время тратить. Ваш отец прав.

— Но если это не очень сложно, прошу вас. Мы поставим рядом свои отпечатки, а вы сличите. Если я не прав, то разопьем мой проигрыш вместе. И немедленно.

— Открывайте бутылку, — сказал дактилоскопист и протянул еще одну стеклянную пластинку. На этот раз мне.

Я понял, что затеял мой двойник, тезка, сын, брат, инопланетянин — в общем, черт знает кто — и безропотно приложил свой большой палец.

Рядом с моим отпечатком на бумажный лист лег след от большого пальца младшего Горюнова.

— Сейчас я могу сказать только приблизительно, — сказал дактилоскопист, вооружаясь лупой. — Точный анализ можно сделать в лаборатории. Но бутылочку, молодой человек, можете открыть…

Уверенности у меня, что проиграл молодой человек, не было, но я распахнул дверцу бара и достал бутылку армянского коньяка, купленную с полгода назад. Сейчас ничего такого нельзя было купить, разве что за огромные деньги. Армения практически отделилась и перестала поставлять нам коньяк. А поскольку я уже давно не пью и даже не выпиваю, у меня в баре сохранилось несколько бутылок спиртного.

— Минуточку, минуточку, — оторопело забормотал специалист по отпечаткам пальцев и выпивке. — Боюсь, что… Нет, это невероятно… Если бы сам не был свидетелем того, что отпечатки делались разными людьми… Умом поехать можно… Елки зеленые!

— Неужели полная идентичность? — ахнул я.

— Боюсь, что вы проиграли, папаша, — сказал дактилоскопист. — А впрочем, посмотрите сами.

Я схватил лупу и стал разглядывать отпечатки.

Младший Олег, победно улыбаясь, взял бутылку и нахально сказал:

— Разрешите, папаша, я открою ваш проигрыш!

И тут я понял, что завтра утром, без двадцати одиннадцать, меня действительно убьют.

Сверстнику

Его взяло отчаянье и зло.

В тюрьме родился, в ней провел всю жизнь он.
Иным везет, ему не повезло:
застенком для него была отчизна.

Он жал плечом — незыблема стена!

А правила жестоки, неизменны.
Да, на таран не шел, и в том его вина…
Порой лишь бился головой о стену.

Считал, что в каталажке и умрет…

Но вдруг начальник новый был назначен,
пробил в стене дыру, проем, проход
и для начала все переиначил.

Привольный мир открыла та дыра:

дорогу, речку, луг, где лошадь ржала.
В пролом рванула первой детвора
и босиком по полю побежала.

Ребята в речку прыгали, визжа,

они свободу приняли, как должно.
А он, привыкший к кулакам вождя,
с опаской шел, на ощупь, осторожно.

Приволье, а ему не по себе:

нет стукачей, не бьют, не держат плетку…
И он, мечтавший о такой судьбе,
вдруг захотел вернуться за решетку.

Он рад и злобен… И в конце пути

все проклинает и благословляет…
Тюрьма не только держит взаперти,
она к тому ж еще и охраняет.

Гримасой жалкою его лицо свело,

фигура сгорбилась понуро и устало.
С эпохою ему не повезло —
Как раз на жизнь свобода опоздала!

Глава вторая

В голове у меня будто стучал метроном, отбивающий время. Причем стучал как-то лихорадочно быстро, во всяком случае, мне так казалось. С большим трудом удалось спровадить милиционеров. Дактилоскописту пришлось вручить недопитую бутылку — я понял, что, пока он ее не прикончит, его из дома не выставишь.