Предсказанная

Может быть, стоило задуматься над формулировкой. Переспросить. Прислушаться к девушке. Но — куда отступать? К плотно закрытой каменной двери? Один из мужчин-воинов намекнул Вадиму, что рассвет для них наступит только после совершения обряда. И — не хотелось же останавливаться. Близкие губы, уже знакомые и такие нужные. Руки, плавно скользящие по спине. Милосердный полумрак, не позволяющий различать выражение глаз.

Вадим расстегнул куртку, сбросил ее за спину. Усмехнулся симметричному движению Анны, притянул ее к себе. Сумасшедшее чувство — не два тела, одно. Она — как продолжение. Начало и завершение, путь и цель, дерево и огонь. Кто только выдумал, что мужчина и женщина — вечные противоположности? Нет, только единство — и никакой борьбы. Общий запах. Одна — на двоих — страсть.

Очень быстро вся одежда оказалась на полу, а оба — на ложе. Вадим забыл все, что знал до сих пор о любви. Не нужно было ни памяти, ни навыков. Каждый знал другого так, как не знают и супруги после многих лет совместной жизни. Два тела нашли друг друга. Никто не торопился — некуда было спешить, теплое летнее море качало их на волнах.

— Мне не будет больно? — спросила вдруг Анна, закрывая глаза. Даже в полумраке Вадим заметил — она покраснела до ушей. Он вздрогнул, замер.

— Ты еще не…

— В том-то и весь смысл, — тихим шепотом ответила девушка. — Ну, не тяни…

Не время и не место было для дурацких вопросов типа «как же ты ухитрилась до сих пор остаться девушкой?». Нельзя было останавливаться. Но Вадима вдруг пронзило болезненное ощущение неправильности происходящего. Только на мгновение — дальше Анна вцепилась ему ногтями в плечи, и сомнения были забыты. Она хотела его — пусть боялась, но просила сама, всем телом.

Он старался быть осторожным, но скоро в этом отпала необходимость. После первых движений, прикушенной губы и скованности Анна выгнулась ему навстречу, тесно прижала к себе. Полное слияние, отсутствие запретов и пределов. Движение друг к другу, до той близости, когда кажется — объединяются кожа и сосуды, одно на двоих сердце бьется в груди.

Вадим чувствовал ее так же ясно, как себя. Неловкость, смелость, пронзительный внутренний покой и свет, заливающий разум. Только тень боли, предвкушение наслаждения. Через пару минут он не мог сказать — где чьи чувства. Какое там — он не мог сказать, где кончается его тело и начинается тело Анны. Они были одним целым. Только так и стоило жить — вместе.

А потом пришла вечность и заглянула в глаза — мир распался на миллион радужных осколков.

— Это всегда бывает… так? — спросила Анна, когда они вернулись в реальность. Вадим очнулся чуть раньше и успел полюбоваться ее лицом — прозрачно-безмятежным, мягким.

— Нет, — честно ответил он. — Если говорить правду, со мной такое в первый раз…

— А уж со мной-то, — усмехнулась Анна. Потом помолчала, и добавила:

— Не хочется выходить…

— Придется рано или поздно…

— Знаю. Но — не хочется. Обними меня?

— А я что делаю? — удивился Вадим, и без того прижимавший ее к себе.

— Сильнее… Мне так хорошо. И — еще кажется… вот я выйду сейчас и всю эту банду голыми руками разгоню.

— А надо? — шепотом спросил ее Вадим, касаясь губами мочки уха.

Анна потерлась щекой о свое плечо, прищурила глаза. Вадим не мог смотреть ей в лицо — стоять на краю пропасти было проще. И не мог отвести взгляд даже на мгновение. Живое зеркало, двойник. Но не в том было дело: никогда он так не любил себя, чтобы замирать в трепете перед собственным отражением. Она была мечтой. Нереальным подарком судьбы. Второй половинкой некогда разделенного надвое человека из древнегреческих легенд.

— Не знаю, — наконец сказала она. — Фиг бы мы встретились без этой компании. Будем считать, что заплатили за встречу?

— Тебе решать. Что ни будешь делать — я с тобой… — Вадим обнаружил, что говорит то, что сроду от него ни одна женщина не слышала. В том числе и две давно уже бывшие жены.

— Пошли они к черту, — резко сказала Анна. — Придумают еще что-нибудь — мало не покажется… А так — ладно…

Еще несколько минут в объятиях — а потом пришло время подниматься и собирать свою одежду. Что-то подсказало Вадиму — пора уходить. Прочь из темной комнаты, от ложа-алтаря и от недобрых хозяев чужого праздника. Да и делать здесь было нечего. Домой — к возможности принять душ и уснуть вдвоем на широкой старой кушетке, к покою и заботам обыденности, в которой всегда будет Анна. А значит, даже в самом банальном будет привкус волшебства. Настоящего, не того, что мог подарить народ Полуночи. Разницу Вадим понял вдруг и сразу: волшебство — то, что делаешь ты. Не то, что делают с тобой.