Предсказанное. Том 1

– Передавай ему привет. Джек Лондон – один из самых любимых моих писателей, его циклы рассказов, как северный, так и южный, можно перечитывать всю жизнь. Я благодарен ему за то, что он был, а судьбе за то, что она позволила начать изучение литературы с его «Конца сказки» и «Прибоя Канака».

Джума молча вскинул руку в прощальном жесте и полез в кабину.

– Подожди, – вспомнил Мальгин. – Ты-то с какой целью нашел меня в этой глуши?

Новоиспеченный безопасник придержал дверцу машины.

– Во-первых, я соскучился; во-вторых, Ромашин просил передать, что твоей расчетливости предстоит экзамен в самом ближайшем будущем.

– Поясни, не совсем уразумел.

– У слова «расчетливость» шесть тысяч орфографических вариантов, но смысл всего один. При появлении Шаламова ты должен рассчитывать каждый свой жест, и это время не за горами. Он вернется на Землю, одиночество – не его удел, потому что он все-таки не совсем «черный человек». И еще учти, что он способен трансформировать внешность.

Хан захлопнул дверцу пинасса, прошелестев обшивкой по кустам, и скрылся за верхушками деревьев.

День померк.

Джума улетел озадаченный, а может быть, и уязвленный – если понял значение визита Карой, неожиданного лишь для него; Мальгин-то его ждал, чего уж там греха таить, хотя ждал и другой встречи, которой он одновременно боялся, как удара в спину. Он боялся Купавы, потому что не мог гарантировать собственной твердости и дружески ровного к ней отношения; он боялся ее, потому что давно простил, но не простил самому себе; он боялся, потому что любил ее до сих пор, хотя и казалось ему иногда, что это чувство слабеет, размывается, как рисунок акварелью под дождем. И не потому ли так легко ему было с Карой? Женщина была независима, свободна в решениях и поступках в той же степени, в какой он был несвободен. Господи, зачем же формулу: нет любви без препятствий – возводить в ранг абсолюта?..

Мальгин очнулся: из лодки на него вопросительно и странно смотрел незаметно подплывший отец.

– Ты что-то сказал, па?

– У тебя сегодня день приема гостей? Кто это был?

Заноза тревоги с этим вопросом вошла в сердце Клима и так там осталась, пока он умывался, собирал вещи и одевался.

– Па, я должен идти, извини. Есть неотложные дела. Не сердись, ладно?

– Жаль, – тихо, с грустью сказал старик. – Как я могу на тебя сердиться? Береги себя.

– Спасибо за два прекрасных дня, два вечера и две ночи. Я отдохнул так, как не отдыхал никогда в жизни. Мы еще порыбачим с тобой, обещаю.

Старик прижал его к себе, уколов небритым подбородком – он никогда не брился на природе, отращивал бороду, – пробормотал:

– Ты изменился, Клим…

Мальгин поцеловал его в темную от загара шею и пошел, не оглядываясь, к их туристскому пинассу.

Заремба вошел в кабинет в тот момент, когда Мальгин собирался выключить связь с Гиппократом: он успел узнать все институтские новости и раздумывал теперь над тем, за что браться в первую очередь.

– Привет директору, – сказал молодой нейроконструктор; руки, как всегда, в карманах, на лице непробиваемая безмятежность, в глазах любопытство. – А Богдан говорил, что ты выйдешь только в августе.

– А я еще не вышел, просто заглянул ради интереса. Гиппократ сообщил, что ты успешно сделал сложную операцию на ganglion spinale[46]

. Поздравляю.

Заремба небрежно отмахнулся.

– Не стоит поздравлений, я могу делать и более сложно.

Мальгин засмеялся.

– Ты не меняешься. Как дела у Стобецкого?

– У него тоже ничего не меняется: работает, бурчит, каждую неделю ходит в театр с новой дамой. Лучше расскажи, где ты пропадал, – вдруг жадно сказал Заремба. – А то слухи ходят один страшней другого. Где Шаламов? Что там у вас произошло?

На миг в душе Мальгина шевельнулось дремлющее раздражение, он отвык от манеры поведения Зарембы, парень так, наверное, и не избавится от амикошонства, не научится тактичности самостоятельно, надо бы позаниматься с ним, хотя чувство такта, деликатность и галантность, очевидно, должны быть врожденными, генетически запрограммированными. А их планируемое приобретение в зрелом возрасте – процесс длительный и не всегда результативный…

– Какие слухи ты имеешь в виду? – спросил Мальгин, снимая эмкан и приглаживая волосы.

– Говорят, ты дрался с Шаламовым, но тот превратился в «черного человека» и удрал на Орилоух. А еще говорят, что ты стрелял в него…

– Кто говорит? – наливаясь яростью, сипло спросил Мальгин.

Заремба испуганно отступил, в замешательстве потрогал верхнюю губу.

– Да ребята из неврологического, Стоун, Роб, Жека…

– А они откуда знают такие подробности? Что у них за источник информации?

– Не знаю точно. – Заремба пожал плечами. – У Роба приятель в СПАС-центре, может, он?

– Имя приятеля не помнишь?

Молодой нейрохирург засмеялся, преодолевая внутренний трепет: он никогда не видел у товарища таких глаз – в них плавились ненависть и угроза.

– Ты будто ведешь допрос… Имени приятеля Роба я не помню, спроси у него сам. Так ты расскажешь о своих приключениях?