Предсмертное желание, или Поворот судьбы

— Ты считаешь, что у меня не может быть любимой женщины?

— Нет, я так не считаю… Только при чем тут я? Ты мог бы ей позвонить, рассказать про деньги… Она бы их сама забрала. Так проще и намного надежнее.

— Может быть, но я так не сделаю.

— Почему?

— Потому что она не возьмет этих денег.

— А с чего ты взял, что она их возьмет от меня?

— Потому что меня уже не будет на этом свете. — Казалось, все это просто дурной сон. Какой-то нелепый, дурной сон… Хотелось только одного — чтобы он поскорее закончился. Сердце мое болезненно сжалось.

— Я предлагаю тебе хорошие деньги за эту услугу, и ты должна согласиться. Понимаешь, она любовница моего отца, но была близка и со мной. Нам было очень хорошо вместе. Мы встречались тайно несколько месяцев. Отец ничего не знал. А затем произошла небольшая ссора. Она назвала меня молодым сопляком и сказала, что я никто и зовут меня никак. Мол, я живу только за счет своего отца и ни на что не способен. Она поставила точку на наших встречах и стала меня избегать. С тех пор, как я заболел, ни разу не навестила меня. Мне всегда хотелось доказать, что я на что-то способен, что у меня могут быть собственные деньги. Я пошел на подлость и обокрал своего отца. Я понимаю, что это аморально, но у меня не было другого выхода. Я выкрал деньги из сейфа. Ты даже не представляешь, какого труда мне это стоило. Отец пришел в дикую ярость, перетряс весь обслуживающий персонал, а я остался вне подозрений. В конце концов я его сын. Понимаешь, сын! Я не виноват в том, что мы полюбили одну и ту же женщину. Разница в том, что я полюбил ее по-настоящему, а отец… так, просто пользуется ею, пользуется ее красивым телом, ее покладистым характером.

— Она старше тебя?

— Старше на пятнадцать лет. При чем тут возраст, если приходит настоящее чувство. Мне необходимо ей доказать, что она ошибалась. Я знаю, отец дает ей какие-то жалкие подачки, а я хочу сделать для нее намного больше. Я хочу сделать ее богатой. Я хочу, чтобы она вспоминала обо мне с сожалением.

— Ты сам откопаешь эти деньги, как только выпишешься из больницы, — перебила я его.

Костя не обратил внимания на мои слова и, достав второй листок бумаги, положил его мне на колени.

— Это ее адрес. Передашь ей, что я очень ее любил, что эти деньги я заработал. Заработал ради нее. Чтобы она смогла расстаться с моим отцом и начать новую жизнь. Она обязательно встретит любовь, родит красивого мальчика и назовет его моим именем.

— Но почему ты мне доверяешь?

— Не знаю. Интуиция.

Мы помолчали. Я украдкой смахнула слезы и наконец решилась заговорить снова:

— Я хочу быть с тобой откровенна. Я тяжело больна. В глубине души я надеюсь победить, но все же понимаю, что могу и не выйти из этой больницы…

Голос мой прервался, я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.

—Ты будешь жить. Вот увидишь, — уверенносказал Костя.

— А если вдруг…

— Если вдруг ты почувствуешь, что у тебя закончились силы для борьбы, передашь мою просьбу тому, кому доверяешь, кто будет здоров.

На балкон заглянула медсестра и позвала меня на процедуры. Я не могла просто так встать и уйти. Я должна была как-то поддержать Костю.

— Ты не сдавайся, — сказала я. — Ты только держись. У тебя есть ради чего бороться за жизнь. У тебя есть любовь. Понимаешь, любовь. Ради нее стоит бороться. У меня этого нет. Это исчезло вместе с моей болезнью. Мне всегда казалось, что любовь вынесет любые испытания, даже болезнь. А она, сука, оказывается, такая непостоянная, такая коварная… Прямо как дешевая девка. Я всегда думала, что мои проблемы — это проблемы и моего мужа. Оказывается, все не так. В этой жизни можно надеяться только на себя. Очень тяжело, когда понимание приходит в этих стенах.

— Тебя бросил муж?

— Да. Меня бросил человек, с которым меня связывает несколько лет жизни и ребенок.

— Тут всех бросают… Вернее, почти всех… Ты не сказала мне свое имя.

— Виктория. Меня зовут Виктория.

— Это значит победа…

Я с трудом выдавила улыбку и пошла вслед за медсестрой.

Вернувшись в палату, я увидела, что Миле совсем плохо. Такой растерянной и удрученной она еще не была ни разу.

— Знаешь, к черту эту гробницу, — решительно сказала я. — Сейчас позвоню маме, она принесет нам новые шторы, махровые коврики, кучу плакатов… В палате станет красиво, уютно, совсем по-домашнему. Я надену яркий халат и пушистые тапочки… — Я посмотрела на лежащую соседку и замолчала. Молчала и Мила.

— Ведь мы же еще живые… — робко попыталась продолжить я. — Ведь нам тоже хочется тепла и домашнего уюта… Будь моя воля, я бы все эти гробовые стены выкрасила в какой-нибудь розовый цвет.

— А что от этого изменится? — безразлично произнесла Мила.

— Ты о чем?

— О том, что, если тут будет уют, нам не станет лучше… У меня не вырастет грудь, а результаты твоей крови не станут лучше…

— Ну нет, ты не права. Чтобы выздороветь, нужно не раскисать, не давать душе впадать в уныние.

— Откуда в тебе появилось столько оптимизма?

— А откуда в тебе появилось столько пессимизма?

— Не знаю. Я смотрю на эту корзину роз и понимаю, что она прощальная.

— Не говори ерунды! — рассердилась я.