Конечно же, была дедовщина в войсках, о которой вдруг закричали на всех газетных углах. Но помилуйте! Вся наша жизнь — дедовщина, а земля — и юдоль, и школа унижений. И унижения лучше всего воспринимать философски. Что плохого в том, что человеку, служившему два года в глухомани, вдруг захотелось развеселиться, и он завалился на кровать в начищенных сапогах и дембельском кителе: заставил двух салабонов раскачивать кровать, а еще одного бить в кастрюлю, изображая рельсовый стук. Еще двоих — бегать с фикусными кадушками, имитируя мельканье деревьев в окне вагона.
Картина называется «Дедушка едет на дембель».
Ох, и ушлые деды в Пертоминске! Один, к примеру, захотел разжиться новой шапкой за чужой счет. Смотрит: утром бесподобный салабон топает через плац к сортиру в совершенно новехонькой (ах, какая наглость!) шапке.
Как только салабон зашел в неосвещенный (а в этом-то и вся соль) сортир, дедок ворвался следом и на ощупь из низкой тьмы выдрал вожделенную шапку. Когда прибежал в казарму, то при освещении увидел, что шапка не солдатская, а офицерская. Оказывается, на первом очке в неосвещенном сортире пребывал майор, страдавший расстройством, а салабон проследовал на следующий номер. В общем, скандал. Самый большой вред и язва для войск — это, конечно же, землячество. Придет призыв из диких степей или со сверкающих льдом гор и сразу скучкуется: моя твоя не понимай, моя, моя работать не умей! Такой паразитизм не вызывает светлых чувств.
— Урюк! Ты служить приехал или землячить? Вот швабра, вон сортир.
— На киль пашоль!
За такую наглость и в лучших домах Ноттингема канделябром по голове дают.
В ожидании кукурузника до Васьково — беспросветный преферанс. Москвичи Пальох и Тухлята за глаза обозвали Фадю кузнечиком. Представители заводов часто встречаются вместе, вот и подглядели они где-то в Порозово подпрыгивающую Фадину походку.
Стали наступать незваные времена. С вырубленных виноградников смерчем катился по стране суховей. Водочные заводы тоже по приказу сверху сокращали выпуск. Наше маленькое выездное братство стало нервничать и чахнуть. В поселковом магазине по неделям стоит полный вакуум, и приходилось ездить куда-нибудь очень далеко. Померзнешь, натолкаешься и глядишь — начинаешь думать, как бы стать в отместку государству полным трезвенником.
В довершение всех неприятностей Баранчу покинул Палыч, и главная суповая кастрюля стала сиротой. Вообще Палыч уехал в Ростов, страна трезвела, училась делать легальный бизнес и понемногу гибла.
Было это на Тихоокеанском флоте. Один молодой комитетчик инспектировал сторожевой корабль. Ходил вместе с капитаном, совал нос, как и положено, во все щели, задавал команде провокационные вопросы. Потом вдруг сказал:
— Я на минуточку! До гальюна и обратно!
Но ни в какой гальюн он не пошел, а спустился в механическое отделение и в какой-то укромный уголок подложил учебную мину с инвентарным номером. Поднялся на палубу и сказал капитану обидные слова:
— Совсем вы потеряли бдительность. У вас на корабле заложена мина с часовым приводом.
Ох, и напрасно он похвалился проведенной операцией. Не знал, глупый, что именно в том же самом хитром уголке, где он приладил собственность КГБ, механик судна прятал фляжку со спиртом, к которой по нескольку раз за вахту прикладывался.
Вот и теперь, буквально через минуту после ухода особиста, он потянулся в хитрое место за фляжкой и увидел… мину!
Перекрестился — не помогло: мина как лежала, так и лежит. Недолго думая, осторожно поклал ее в мешок, открыл иллюминатор — и за борт. Меж тем радостный особист уже ведет к месту потери бдительности понурых капитана и старпома. Открывают — а мины нет! Что ты, голубчик! Тебя, наверно, укачало от рвения к службе? Видишь? Никакой мины нет! Механик молчит, ничего не видел. Особист — в крик:
— Мина! Моя любимая казенная мина! Меня же за нее повесят!
Полдня он бегал по кораблю с криками:
— Подлецы, отдайте назад мою мину! — а потом горько затих в каюте.
После его отъезда механик сознался капитану, что это он выбросил за борт комитетную подлянку, и кэп его хвалил.
А вы спрашиваете, в чем секрет непобедимости нашей армии. Если сделать армию профессиональной и трезвой, она не даст достойного отпора даже зулусам.
Очень нравилось слушать войсковую феню, то есть засекреченную речь. Куда там Эзопу с Лафонтеном! Ехали на дальнюю погранзаставу. Зам командира извлек из куртки портативную рацию и стал в нее озабоченно наговаривать:
— Лесник! Лесник! Чем заняты сейчас кузнечики?
Сквозь потрескивание ответно донеслось:
— Кузнечики поели росы и теперь сидят в травке.
— Передай кузнечику с красной крапинкой, что если сейчас кузнечики не выберутся из травки, то он сам сегодня будет скакать у главного зоолога!
Кругом глухомань, тайга и дикие звери. Медведи повадились бродить по помойкам и забираются в продуктовые склады. Их за это отстреливают и кладут в суп. Шаткое равновесие в природе. А вот с пригорка видна мутная вода протоки Амура. Два китайца плывут в длинной лодке и что-то едят:
— Чифана, корифана!