Однажды вечером король Хаакон рассказал мне о своих затруднениях из-за республиканских наклонностей оппозиции и о том, каким осторожным он вынужден быть во всем что делает и говорит. В частности, он намеревался как можно больше выходить в народ и полагал, что его популярность возрастет, если он и королева Меуд вместо автомобиля будут пользоваться трамваями.
Я откровенно отвечал ему, как думал, что это было бы большой ошибкой, поскольку панибратство порождает лишь снисходительное пренебрежение. Как морской офицер, король должен бы знать, что капитан корабля никогда не ел вместе с другими офицерами, но держался в гордом отдалении. И это конечно же для того, чтобы пресечь всякую фамильярность в обращении с ними. Я посоветовал королю подняться на пьедестал и там оставаться. Тогда он мог бы при случае сходить с него без всякого вреда для своего достоинства. Народ не хочет короля, которого можно запросто похлопать по плечу, — он хочет чего-то возвышенно-неопределенного, вроде дельфийского оракула. Монархия в действительности всегда результат творческого воображения рядовых людей. Каждый человек любит иногда помечтать, что бы он сделал, если б был королем. Люди вкладывают в фигуру монарха все мыслимые добродетели и таланты. Поэтому они обречены на разочарование, если видят его ходящим по улицам подобно самому обыкновенному человеку[101]
.Логически крайний вывод, подразумеваемый теорией такого рода (независимо от ее фактической правильности или неправильности), требует совсем запретить аудитории смотреть на исполнителя, и временами, когда тот притязал на божественные качества и способности, это логическое умозаключение, по-видимому, становилось руководством к действию.
Несомненно, что в деле сохранения социальной дистанции аудитория сама часто будет сотрудничать с исполнителем, соблюдая правила вежливости, чтя и уважая сакральную цельность и честь, приписываемую исполнителю обществом. У Г. Зиммеля можно прочитать об этом следующее:
Действовать таким образом значит следовать чувству (которое возникает и в других случаях), что вокруг каждого человеческого существа имеется некая идеальная сфера. Несмотря на то, что она разнится по своей протяженности в различных направлениях и соответственно изменяется в зависимости от лица, с кем действующий индивид поддерживает отношения, она обладает одним неизменным свойством — в эту сферу нельзя вторгнуться, не разрушив тем самым личного достоинства индивида. Сферу такого рода образует вокруг человека его «честь». Язык очень тонко обозначает покушение на чью-нибудь честь выражением «зайти слишком далеко»: здесь радиус идеальной сферы отмеряет, так сказать, пограничную дистанцию, нарушение которой другим лицом оскорбляет нашу честь[102]
.Сходная мысль есть у Дюркгейма: