— Все в порядке, мистер Девис. Просто Михаил не только долетел до Дувра, но и вернулся обратно. У нас, знаете ли, еще очень много дел, как в самой Франции, так и в других странах континентальной Европы. А его чествование в вашей великой стране могло непозволительно затянуться. Но спешу вас успокоить. Если английская публика все так же будет рада видеть нас, мы с превеликим удовольствием прибудем в Англию сразу после окончания Большой недели авиации в Шампани, если ваши коллеги и соотечественники не передумают принимать нас к тому времени. — на несколько корявом английском, активно помогая себе жестикуляцией, принялся отбрехиваться Алексей.
— О, господин Потапов! Не думаю, что в старой доброй Англии когда-либо откажутся принять людей осуществивших этот исторический перелет! Я немедленно отправляюсь на телеграф, чтобы сообщить об успешном возвращении вашего друга обратно в Кале!
Алексея осаждали ровно до тех пор, как подрагивающий на неровностях поля аэроплан не остановился и из него не выбрался пилот. Ликующая толпа, лишь немногим поредевшая за прошедшее время, буквально смела Михаила и подхватив на руки, унесла к импровизированной трибуне, требуя речь. Но и вокруг аэроплана осталось немало любопытствующих, чьи шаловливые ручонки и излишне длинные носы принялись шарить по У-1. Вот только Алексей подоспел вовремя, не дав разобрать «Утенка» на сувениры, позволив лишь своим коллегам-авиастроителям, помочь оттащить машину в ангар. Теперь-то уж, выиграв гонку за ИМЯ, они могли позволить себе похвастаться конструкцией своей машины перед понимающими людьми.
К великой удаче Алексея с Михаилом, во Франции проживало или находилось по делам немало соотечественников и потому найти переводчика на смену Никифору оказалось весьма легко. Вот сейчас, не владевший французским языком, Алексей с помощью никому неизвестного студента Киевского политехнического института — Игоря Сикорского, что сам совсем недавно вновь прибыл во Францию, дабы постигать секреты аэронавтики, и вел конструктивную беседу с французскими коллегами. А люди-то подобрались действительно именитые: Габриэль Вуазен, Аллесандро Амброджио Анзани, Леон Левавассер, Уилберт Райт. Можно сказать — пионеры авиации и авиационного двигателестроения. И если авиаконструкторы все больше осматривали и щупали планер, то Анзани неприкрыто интересовался поведением своего детища во время полета и выспрашивал подробности проведенной с мотором модернизации.
Не менее полутора часов Михаил неотрывно общался, фотографировался, пожимал руки и поднимал бокалы, окруженный жаждущими его тела и общения тысячами людей, словно загнанный стаей волков отбившийся от стада ягненок. В то же самое время Алексей держал экзамен перед наиболее именитыми европейскими светилами в деле авиастроения. И надо сказать, что все без исключения оказались поражены показанными им глубокими познаниями в авиационном деле. А уж двадцатилетний Сикорский и вовсе смотрел на своего соотечественника, словно на сошедшего с небес святого, открывающего неразумным смертным секреты мироздания.
А потом примчался перевозбужденный Чарльз Девис и размахивая почтовым бланком с наклеенными на него полосами сообщения радиотелеграфа, во всеуслышание заявил не только о выполнении русским пилотом всех условий озвученных Альфредом Хармсвордом, лордом Нордклиффом, но и о чудесном спасении Луи Блерио, который также успел дать не один десяток интервью. В общем, приниматься за деловой разговор с вероятными будущими компаньонами оба смогли лишь спустя пару дней, когда головы наконец просветлели и выдыхаемые алкогольные пары более не сшибали собеседника с ног.
Да и клиенты к тому времени также успели созреть. Недаром же Алексей проговорился Анзани о завершении разработки ими в России двигателя собственной конструкции, что по принципу устройства походил на таковые итальянского конструктора, но являлся куда более прогрессивным, мощным и надежным. Да и Михаил успел шепнуть все еще пребывавшему в Англии Блерио, что готов поделить выигрыш на двоих и предложить французскому коллеге-авиастроителю обоюдовыгодное дело.
Взяв слово с Алессандро Анзани и на всякий случай обмолвившись, что патент на пятицилиндровый звездообразный двигатель уже был подан в патентные бюро многих европейских стран, чем в общем и занимался Никифор, покинувший Англию на следующий день после Михаила, друзья продемонстрировали тому один из имевшихся с собой чертежей М-11, с указанием характеристик двигателя. Причем, к глубочайшему изумлению инженера, этот двигатель со слов новых знакомых существовал не только на бумаге, но также был исполнен в металле и вовсю тестировался сейчас в далекой России, показывая, по словам его новых знакомы, превосходны результаты.