Мы пошли на кухню, и пока я чистил картошку и разогревал сковороду, куколка сидела на табуретке, поджав под себя ноги и наблюдала за мной. Я волновался. Вдруг мои руки из задницы сейчас все испортят, и картоха сгорит к чертям собачим, пересолится или наоборот недожарится… Мне очень хотелось, чтобы обед Соколовской понравился.
Примерно через пол часа я закончил готовить и попытался сервировать блюдо более-менее прилично. Я тонко нарезал огурец, разложил его с краю тарелки, сбоку нарисовал кетчупом сердечко и поставил тарелку перед Машей.
- Как мило!, - она одарила меня ангельской улыбкой и по телу разлилось приятное тепло.
Я сел напротив. В моей тарелке царил хаос, свою еду я не стал выкладывать красиво, и так пойдёт! Куколка насадила на вилку золотистую картошку и отправила ее в рот. Я с нетерпением ждал вердикта.
- Очень вкусно! - Машка блаженно закатила глаза и продолжила жевать.
Фух! Слава Богу, хоть тут не облажался! Я смотрел, как она аппетитно жует, наслаждаясь каждым кусочком и страшно собой гордился. А когда тарелка оказалось полностью пустой и Соколовская сказала мне, что давно так вкусно не ела и я молодец, был готов подпрыгнуть до потолка от радости.
- Чай будешь?
Куколка встала из-за стола, подошла к плите и собиралась схватиться за чайник, но я резко вскрикнул, что чуть не подавился.
- Нет! Не трогай, сам налью!
Машка засмеялась, а потом сделала пару шагов в мою сторону, приблизилась и погладила по голове. Это было очень приятно. Я ее не узнавал, нежной со мной она бывала редко.
- Бедненький, - протянула Соколовская, - ожогов не осталось?
- Только на сердце.
Я развернулся к ней лицом, перехватил ее запястье и притянул к себе, утыкаясь носом в ее плечо. Мои руки крепко ее прижимали, а Машка едва касалась ладонями моей шеи.
- Скажи честно, у меня какая-то смертельная болезнь? - я не смог удержаться, чтобы не испортить момент.
- Почему?
- Ты сегодня очень ласковая и ещё ни разу не наорала на меня, и если вечером ко мне приедет любимый футболист…
- Придурок, - Машка не дала мне договорить и звонко засмеялась.
Я поглаживал ее по спине и в груди горел огонь трепета и сопливой телячьей нежности. Я старался запомнить этот момент.
Она так близко, я чувствую кожей тепло ее тела, ее волосы лежат на моей щеке, она упирается подбородком в мою голову, ее мизинец касается моей ключицы, а пальцы слегла гладят шею, от неё пахнет сладкими духами, а от футболки доносится свежесть стирального порошка. Мне не хотелось разжимать руки.
Если бы можно было всю оставшуюся жизнь провести вот так, обнимая мою куколку и бережно сжимать ее хрупкую фигуру…
Машка отстранилась и в сердце тут же защемило от щенячьей тоски.
- Чем займёмся? Может посмотрим какой-нибудь фильм? - спросила она, как ни в чем не бывало, и не дав мне ответить, направилась в сторону комнаты.
Какой фильм в такой момент? Я недовольно поплёлся за ней в гостиную.
- Только если по телевизору показывают что-нибудь интересное, - грустно сказал я, - ноутбука и планшета у меня нет.
Мы сели на диван, рядом друг с другом и я дал Машке пульт от телека, она защёлкала кнопками, быстро переключая одну передачу за другой. Картинки менялись, новости, клипы, кулинарные шоу, мультики и старое советское кино, куколка не задерживалась ни на одном канале дольше трёх секунд. Мы сидели совсем близко, касаясь друг друга плечами и моя рука дотрагивалась до тыльной стороны ее ладони. Я аккуратно погладил большим пальцем ее мягкую кожу, а потом накрыл ее ладошку своей. Куколка не сопротивлялась и продолжала смотреть в экран. Набравшись смелости, я забрал у неё пульт, отложил его в сторону и потянул ее за плечи на себя, Машка опустилась на мои колени и я приобнял ее. Я молча перебирал ее волосы, а она обвила мою левую руку и поудобнее устроилась, как маленький котёнок. Мое сердце замерло от трепета и навалившихся чувств. Захотелось сказать, что я люблю ее, но я сдержался. Мы оба смотрели, как Джулия Робертс в фильме Красотка выходит в длинном красном платье к Ричарду Гиру и он надевает на неё дорогое колье, а потом они идут в оперу. Жаль, что я никогда не смогу надеть на Машку дорогое колье, чтобы она так же светилась от счастья.
Я наклонился к ней и поцеловал ее в макушку, все так же крепко сжимая ее в своих объятьях, а она немного опустила голову и неожиданно для меня, коснулась губами кисти моей руки, на которой лежала. От этого короткого легкого поцелуя на коже остался влажный след, а в моей груди заныло от умиления и близости. В этом мимолётном жесте чувственности, нежности и интимности было больше чем при поцелуе в губы или жарких словах, которые говорят друг друга во время секса.
Ну как же я смогу отпустить тебя, Маша, когда лёд в твоём сердечке наконец-то тронулся?
Глава 22
Маша