Предупреждение Эмблера

И снова серия отрывочных, бессвязных эпизодов. Стюардесса на борту лайнера «Кэтей Пасифик», гейша воздушных линий; махнул рукой – и вот уже очередной стакан на подносе. Таксист в аэропорту Даллеса, тринидадец с впалыми щеками и собственным представлением о том, что такое короткий маршрут. Квартира в Баскертон-Тауэрс, показавшаяся ему в тот день такой крохотной, такой стерильной. Перевалочный пункт. Место, где можно принять ванну, переодеться и приготовиться к бою.

К бою.

Какому бою? И снова густой туман укрыл воспоминания. Туман, сквозь который проступали неясные детали. И все же Эмблер… нет, Таркин – он был Таркином – знал: сквозь туман просвечивает какое-то сильное чувство. Если бы только вытащить его оттуда – тогда вместе с ним вернулись бы и воспоминания. Чувство было особенное, в нем переплелись горечь вины и клокочущая ярость. Да, ярость.

Туман рассеялся. Из него выступили здания и люди; послышались голоса: сначала неразборчивые, растворенные в потоке белого шума, потом громкие, отчетливые. То, что вело его, что раскручивалось в нем тугой пружиной, прояснилось, обрело краски, сделалось реальным.

Лишенный морального нарциссизма, Таркин никогда не питал иллюзий относительно чистоты собственных рук, но его разозлило, что запятнавшая их кровь пролилась в результате непостижимой профессиональной оплошности.

Нужно доложить Транзьенсу.

Так и не успокоившись, Таркин вернулся в штаб-квартиру в Вашингтоне. Обычный мужчина с галстуком, как и сотни других, попавших в каменный муравейник. Никуда не заходя, он направился в кабинет заместителя государственного секретаря, начальника Подразделения политической стабилизации. К Транзьенсу.

И вот тогда непостижимое сделалось непростительным. Он хорошо – может быть, даже слишком хорошо – знал ее, Эллен Уитфилд, заместителя госсекретаря и многолетнего шефа ППС. Привлекательная женщина с волевым подбородком, маленьким прямым носом, высокими скулами, каштановыми волосами и глубокими голубыми глазами. Да, привлекательная; когда-то он даже находил ее почти красивой. Это случилось много лет назад, в начале его карьеры, когда и она еще занималась оперативной работой. Их роман, развертывавшийся главным образом в бывшей временной казарме на одном из северных Марианских островов, продолжался почти месяц. «Что случается на Сайпане, – с улыбкой сказала она, – то на Сайпане и остается».

Вскоре после того Эллен подала заявление на административную должность в Государственном департаменте, а он получил очередное задание и отправился куда-то на край света, где требовались его способности. В последующие годы их пути, расходясь в одном, сходились в другом. В ОКО Эллен знали как незаменимого организатора: немногие администраторы могли так перерабатывать информацию и определять на ее основе направления и приоритеты. К тому же она проявила талант в кабинетной политике – умела, не уронив себя, польстить начальству; подставить подножку тем, кто стоял на пути карьерного роста, опять-таки ничем не выдав своих намерений. Уже через год пребывания в административной должности Эллен Уитфилд стала помощником директора отдела Восточной Азии; через два заняла место заместителя начальника Отдела консульских операций; а через три получила в свое полное распоряжение воссозданное Подразделение политической стабилизации, расширив его права и сферу оперативной активности.

В самом отделе ППС считали «боевым» и «активным» – критики использовали слово «безрассудный», – и с приходом Уитфилд эта репутация укрепилась. На взгляд тех же критиков, оперативники ППС слишком легко нарушали правила и установления и вели себя излишне агрессивно, относясь к международному праву с таким же пренебрежением, с каким бостонские водители относятся к дорожным знакам. Тот факт, что случившейся буквально на глазах трансформацией подразделения руководил такой умелый, строгий и ответственный администратор, как Эллен Уитфилд, удивил многих ее коллег. Но не Эмблера. Он одним из первых заметил в ней склонность к агрессии, редкое соединение порывистости, расчета и того, что раньше называли дьявольщиной. Когда-то, душным августом на Сайпане, его это даже возбуждало.