Перед Эмблером стоял крупный, но, как говорят, «сырой» мужчина, полнота которого свидетельствовала об излишнем увлечении дорогими блюдами и пренебрежении физическими упражнениями. Досье Фентона рисовало образ человека, несущего в мир зло.
Держа француза в поле зрения, Эмблер подошел к окну и опустил жалюзи. Потом сел на подлокотник софы, заваленной грудой мятой одежды.
– Садитесь. – Он указал пистолетом на кровать.
Продолжения не последовало, и Дешен, наткнувшись на пристальный взгляд непрошеного гостя, истолковал его по-своему. Нарочито медленно он опустил руку в карман и достал бумажник.
– Уберите, – сказал Эмблер.
Чиновник замер. Напуганный, он еще и не понимал, что происходит.
– Я слышал, вы вполне сносно говорите на английском, – продолжал гость, – но если что-то не поймете, скажите.
– Зачем вы здесь? – выпалил Дешен.
– Разве вы не понимали, что рано или поздно этот день настанет? – спокойно спросил Эмблер.
– Понимаю. – Лицо француза приняло печальное, почти скорбное выражение. Он вдруг обмяк, как надувная игрушка, из которой выпустили часть воздуха. – Значит, вы Жильбер. Не знаю почему, но я всегда думал, что вы француз. По крайней мере, она не говорила, что вы не француз. Впрочем, мы о вас и не разговаривали. Да, я знаю, что она любит вас, что всегда любила только вас. Жоэль… У нас с ней было по-другому. Не всерьез. Я не рассчитываю, что вы поймете или простите, но должен сказать…
– Мсье Дешен, – оборвал его Эмблер, – я не имею к Жоэль ни малейшего отношения. Мой визит никоим образом не связан с вашей личной жизнью.
– Но тогда…
– Но он имеет прямое и непосредственное отношение к вашей профессиональной деятельности. К вашей тайной жизни. Вот где есть по-настоящему
Теперь лицо чиновника выражало совершенно искреннее, неподдельное недоумение. Может быть, Дешен плохо понимал английский? Может, он пропустил какой-то нюанс, неправильно что-то истолковал?
–
Дешен ответил на английском.
– Моя роль в распространении атомного оружия прекрасно известна и не является тайной. Я всегда боролся против этого. Вы… – Он замолчал и снова вдруг насторожился. – Какой-то бандит врывается в мою квартиру, пугает меня пистолетом, и я еще должен давать отчет о своей работе? Кто вас послал? Кто вы такой? В чем, черт возьми, дело? Как это все называется?
– Назовите, как хотите, но либо вы ответите на мои вопросы, либо замолчите навсегда. Игры закончились.
Дешен прищурился.
– Так вас послали «Аксьон де Франсез»? – спросил он, имея в виду организацию активистов за безъядерный мир. – Вы хотя бы представляете, насколько это непродуктивно? Вы ведете себя так, словно
– Ближе к делу! – рявкнул Эмблер. – Расскажите мне о вашей встрече в Женеве с доктором Абдуллой Аламуди прошлой весной.
Чиновник недоуменно уставился на гостя.
– О чем вы?
– Здесь я задаю вопросы! Хотите сказать, что не знаете, кто такой доктор Аламуди?
– Конечно, знаю! – с видом оскорбленного достоинства ответил Дешен. – Вы, по-видимому, имеете в виду ливийского физика, имя которого значится в нашем «черном» списке. У нас есть основания считать, что он вовлечен в программу разработки секретных видов оружия, которую финансируют некоторые арабские страны.
– Тогда почему генеральный директор Международного агентства по ядерной энергии встречается с таким человеком?
– Действительно, почему? – фыркнул француз. – Скорее мышь встретится с кошкой, чем Аламуди со мной.
И снова Эмблер не распознал признаков неискренности.
– И как вы объясните вашу прошлогоднюю поездку в Хараре?
– У меня нет объяснений.
– Ну, вот мы и сдвинулись с мертвой точки.
– У меня нет объяснений, потому что я никогда не был в Хараре.
– Никогда? – Эмблер не сводил глаз с Дешена.
– Никогда, – упрямо повторил француз. – Откуда у вас такая информация? Кто снабдил вас таким враньем? Я должен знать. – Он помолчал. – И все же «Аксьон де Франсез», да? – По его губам скользнула лукавая усмешка. – Когда-то они сослужили хорошую службу. Считают меня перебежчиком. Они во всем сомневаются, ничему не верят. А ведь чтобы узнать мою точку зрения, выяснить, где я был и что делал, достаточно включить радио или развернуть газету.
– Слова не всегда соответствуют делам.