Предупреждение Эмблера

– Мы планируем операцию, сравнимую по сложности с операцией на сердце, так что важна каждая мелочь. Назад ходу уже не будет. Я хочу убедиться, что у нас все учтено. Прежде чем Таркин будет объявлен «безвозвратно утраченным», мы должны удостовериться, что довели дело до конца. Никакой неопределенности не должно быть.

– Определенность есть только в школьных учебниках по арифметике, – заговорил пожилой мужчина с круглым животиком и близкой к форме шара головой. Это был Мэтью Уэкслер, ветеран разведывательного бюро Госдепартамента с двадцатилетним стажем, простодушный на вид человек славянской внешности. При всем том он отличался впечатляющим интеллектом, который один из прежних госсекретарей сравнил с зерноуборочным комбайном: поглощая огромные количества сложной информации, Мэтью Уэкслер перерабатывал ее, очищал и предъявлял в готовом к употреблению виде. Помимо всего прочего, он умел переводить слова в термины действия и не боялся принимать решения. В Вашингтоне такие качества встречались редко, спрос на них был велик, и ценились они соответственно. – В реальном мире, где и принимаются решения, нет ни определенности, ни уверенности. Тот, кто ждет полной определенности, отодвигает действие до такой черты, за которой само действие уже не имеет смысла. Как говорится в старой пословице, «кто не принял решение, тот его уже принял». Принимать решение, не имея информации, невозможно, но и дожидаться полной информации нельзя. Между двумя понятиями есть некое соотношение. Способность принимать решение есть способность выбрать верный пункт частичного знания.

Закхейм постарался не выказать раздражения – аналитик цитировал свой принцип каждый раз, когда появлялся хоть малейший повод.

– По-вашему, мы уже вышли на этот пункт?

– По-моему, мы давно уже его миновали. – Он слегка напрягся, подавляя зевок. – То, что он делает сейчас, ставит под сомнение его прошлые операции. Такого человека нужно остановить. Без лишнего шума и не привлекая внимания. Пока он не создал проблем своим работодателям.

– Полагаю, вы имеете в виду его бывших работодателей. – Закхейм снова повернулся к Рэндаллу Деннингу. – С идентификацией трудностей не возникло?

– Никаких, – ответил бледнолицый молодой человек в синем блейзере. – Как мы уже отмечали, Таркин изменил внешность. Хирургическим способом.

– Типичный ход для предателя, – вставил Уэкслер.

– Но базовые лицевые индексы постоянны, – продолжал эксперт-визуалист. – Невозможно изменить расстояние между глазными впадинами или наклон надглазничных каналов. Нельзя изменить изгиб нижней и верхней челюстей, не повредив при этом зубы.

– Вы это к чему? – рявкнул Закхейм.

Эксперт посмотрел в его сторону.

– К тому, что пластическая хирургия не затрагивает основную костную структуру черепа. Нос, щеки, подбородок – это поверхностные выпуклости. Компьютерная система лицевой идентификации позволяет смотреть глубже, сосредотачиваться на том, что не поддается изменению. – Он протянул Закхейму еще одну фотографию. – Если это Таркин, – на снимке был мужчина лет тридцати, единственный белый в толпе азиатов, – то и это тоже он. – Рэндалл постучал пальцем по снимку из монреальского аэропорта.

Заместитель начальника Отдела консульских операций Франклин Рансиман пока отмалчивался. Это был сурового вида мужчина с пронзительными голубыми глазами, резкими, выразительными чертами лица и тяжелым лбом, в дорогом серо-синем костюме. Сейчас он откашлялся.

– Не вижу причин откладывать решение.

Присутствие Рансимана раздражало Закхейма; в конце концов руководство группой поручили ему. Он выжидающе посмотрел на старшего по чину.

– Уведомить все наши резидентуры, – продолжал, ни на кого не глядя, Рансиман. – Поставить задачу. – Он произнес эти слова с нескрываемым отвращением. – Взять живым или уничтожить.

– Я бы предложил задействовать другие агентства, – процедил сквозь зубы Закхейм. – ФБР, ЦРУ…

Заместитель начальника отдела медленно покачал головой.

– Если понадобится, мы обратимся с просьбой о выделении дополнительных ресурсов, но втягивать наших коллег не станем. Я человек старой школы. И всегда верил в принцип самокоррекции. – Он помолчал и затем обратил пронизывающий взгляд на Итана Закхейма. – Мы здесь приучены сами убирать свое дерьмо.

Глава 18

Париж