Предупреждение Эмблера

— Не надо ничего говорить, — тихо сказала Лорел срывающимся голосом и снова, поднявшись на цыпочках, приникла к его губам, будто надеясь в поцелуе обрести решимость и смелость, то, чего ей так не хватало сейчас. На какое-то время Эмблер позабыл обо всем на свете, воспринимая лишь ее: ее тепло, ее аромат, ее плоть, упругую, мягкую, дрожащую, биение ее — или его? — сердца. Мир отступил, исчезла комната отеля, растворился город, забылось то, что привело его сюда. Остались только они двое, соединяющихся в одно новое целое. Лорел все еще не отпускала его, но отчаяние уже ушло, сменившись тем особенным покоем, который рождается уверенностью и осознанием неизбежности.

Они наконец разжали объятия, и каждый снова стал самим собой. Эмблер щелкнул выключателем. Вместе со светом изменилась и сама комната: она сделалась меньше, уютнее, а насыщенные тона и мягкая текстура тканей привнесли атмосферу интимности. И только Лорел осталась прежней; перед ним как будто материализовался тот образ, который он держал постоянно в памяти: большие карие с зелеными крапинками глаза, наполненные желанием, любовью и тревогой; мягкая, словно светящаяся кожа и полные, слегка полуоткрытые губы. Ее лицо, казалось, излучало преданность и страсть, редко встречающиеся за пределами кинозалов, но оно было реальным, оно было рядом — ему стоило лишь протянуть руку, чтобы убедиться в этом.

— Слава богу, ты жив, мой милый, — негромко сказала она. — Слава богу, любимый, с тобой ничего не случилось.

— Ты прекрасна, — вырвалось у него помимо воли.

Моя Ариадна.

— Давай уедем. Просто уедем отсюда. — Ее лицо вдруг вспыхнуло надеждой. — Возьмем лыжи, спустимся с горы и уже не вернемся больше.

— Лорел...

— Только мы вдвоем. Пусть будет, что будет. У меня есть ты, а у тебя — я.

— Все так и будет. Через несколько часов.

Она заморгала, стараясь удержать то ли слезы, то ли страхи, но и то и другое поднималось неудержимо и уже выплескивалось через край.

— Ох, милый, у меня какое-то плохое предчувствие. И я ничего не могу с собой поделать. Не могу от него избавиться. — Голос ее дрогнул, глаза заблестели.

Эмблера вдруг окатила волна страха — страха за нее, за ее жизнь.

— Ты разговаривала об этом с Кастоном?

Она улыбнулась сквозь слезы.

— Разговаривать с Кастоном о чувствах? Он ведь признает только вероятности и возможности.

— Да, ты права.

— Только об этом и говорит. — Лорел больше не улыбалась. — Но, по-моему, ему тоже не по себе. Просто он не хочет признаться, что что-то чувствует.

— Некоторым кажется, что так легче.

— И еще он говорит, что ты пойдешь до конца, сколь бы ни были малы шансы на успех.

— Это он тоже на калькуляторе просчитал? — Эмблер покачал головой. — Впрочем, здесь Кастон прав.

— Я не хочу потерять тебя, Хэл. — Лорел на мгновение закрыла глаза. — Не могу потерять тебя. — Голос ее звучал все громче.

— Господи, Лорел... Я тоже не хочу терять тебя. И, странное дело... — Он замолчал, потому что не мог выговорить вертящиеся на языке слова. Раньше Эмблер относился к жизни легко и ценил ее недорого. Жизнь была пустяком, с которым не так уж жалко расстаться. Теперь он вдруг понял, что не хочет отдавать ее задешево. Жизнь обрела смысл, потому что в ней появилось нечто бесконечно ценное. Потому что в ней появилась Лорел.

Но именно из-за Лорел он и пришел сюда. Именно из-за нее он и должен был сделать то, что собирался сделать. Он не мог просто исчезнуть, раствориться бесследно где-нибудь в Сан-Паулу или Буэнос-Айресе, бесстрастно наблюдая оттуда за схваткой мировых держав. Мир, в котором жила Лорел, стал вдруг невероятно ценен для него.

Эмблер смотрел на нее, не говоря ни слова, и она смотрела на него, как будто оба набирались сил к тому, что ожидало их впереди.

Никогда не сомневайтесь в том, что небольшая группа активных граждан способна изменить мир. Вообще-то только так всегда и случалось.

Нет, он не мог, не хотел даже и думать о том, что случится, если фанатикам во главе с Палмером удастся реализовать свой план.

Эмблер подошел к окну. Перед зданием Конгресс-Центра тут и там виднелись группки военных полицейских. Одетые в темно-синюю форму (темно-синие брюки, такого же цвета нейлоновые куртки и шерстяные шапочки) — выделялась только бирюзовая полоса на воротниках да высокие черные ботинки на шнуровке, — они как будто принесли с собой ночь. Высокие стальные ограждения были расставлены так, чтобы регулировать поток гостей, направляя его в точно обозначенные пункты пропуска. Эмблеру доводилось видеть тюрьмы, где даже заключенные чувствовали себя повольнее.

— Может, Кастон что-нибудь придумает, — сказала Лорел. — Меня же он провел. Хотя толку...

— Кастон провел тебя? — изумился Эмблер.

Она кивнула.