— Да что я вам, в конце концов!..
— Если вы уверены, что ваш друг не замешан в этой истории, чего боитесь? Он просто привезет вам диктофон и пленку. А мои люди, которые будут наблюдать, обеспечат его полную безопасность. Или… вы опасаетесь, что он не сможет… или не захочет доставить нам запись вашего разговора с бандитами в целости и сохранности?
— Да подите вы к черту!
— Не нервничайте за едой, это вредно для желудка, — сообщил Сухоручко, ставя передо мной тарелку макарон.
Потом он вышел и плотно закрыл за собой дверь. К еде я не притронулся. Только распечатал пачку сигарет, принадлежавшую хозяину дома.
Я позвонил Эдгару из автомата у общежития. Он спустился сразу же, взбудораженный и растрепанный, даже волосы, стриженные ежиком, казались взлохмаченными. После недолгих переговоров с дежурной, повел к себе.
— Сколько ты ей заплатил? — спросил я.
Он показал растопыренную пятерню.
— Ишь ты. С меня в гостинице берут дороже.
— Там у вас сервис, а здесь все по-домашнему.
В комнате у Эдгара был идеальный порядок. На площади в восемь квадратных метров его не так уж трудно поддерживать, но он всегда был аккуратистом. Даже когда жил с семьей. Я удивлялся — как можно работать, отдыхать, жить, совершенно не мусоря?
Один раз в той его жизни случилась накладка, когда он обнаружил, что поддерживать порядок в доме его жене помогает один общий знакомый. И, что самое главное, в отсутствие хозяина дома. Банальная ситуация и столь же банальное ее завершение.
Теперь у него комната в общежитии и ее поздравления к праздникам. Они не стали выяснять, кто во всем виноват. Наверное, правильно. Я встретил его бывшую жену недели три назад в Риге, куда она вернулась после развода, продав квартиру. Я увидел ее в ресторане, где она была с респектабельным кавалером. Меня она пригласила сесть за их столик, а потом блистала весь вечер. Ее спутник, по-моему, был от нее без ума. Как когда-то многие.
Жизнь имеет удивительное свойство продолжаться. Это я определенно понял в тот вечер.
Потому теперь я абсолютно спокоен за Эдгара. Он всегда оказывается прав.
— Что случилось? — Эд взял меня за плечи и повернул к свету. — Что с твоим лицом?
— Догадайся сам. Даю две попытки.
— Когда перестанешь валять дурака?
— Ты не ласков. Разве врачей не учат быть ласковыми?
— Тебя хоть продезинфицировали? Я махнул рукой.
— Подожди, — засуетился он, — где-то у меня йод…
— Протестую. Я не против экстравагантной внешности, но это слишком. Да ты успокойся, не мельтеши — сядь и послушай. Мне надо кое-что рассказать…
И я рассказал все, умолчав только о встрече с Сухоручко, как и было намечено. Чувствовал себя подлецом. Когда я закончил, мы некоторое время молчали, лишь Эдгар постукивал спичечным коробком по столу. Потом сказал:
— Значит, твой диктофон сможет помочь дознанию?
Мне не понравилось, что Эдгар так быстро ухватил главное.
— Вряд ли диктофонная запись может служить вещдоком на суде, — попытался увильнуть я. — Экспертные оценки несовершенны.
— Кто говорит про суд? А вот дознанию, я думаю, поможет, — он стоял на своем.
— Да, наверное…
— Надо забрать диктофон оттуда.
Я нехотя кивнул.
— Знаешь что, скоро начнет светать. Тебе вряд ли стоит пока выходить на улицу. Я сам съезжу, заберу.
Смотрю на Эдгара, в его честные, светлые, как у волка, глаза. Мне вовсе не хочется, чтобы подозрения Сухоручко подтвердились. Я бы себе руку дал отрубить, так не хочется.
— Не стоит, — говорю я, — эти типы могут там караулить.
— Брось, — он улыбается, — после твоих тумаков и твоего побега они наверняка забились в норы. Стоит тебе заявить в милицию, их искать прежде всего начнут в гараже. Кстати, а как ты туда попал? Ах да, авария. Следующий раз будь осторожнее не дороге.
И все-таки я решил не удерживать его. Дал ключи от машины. Не пешком же ему. В такой ситуации подлее всего — не доверять. Но даже если следователь окажется прав — от меня он об этом не узнает. Скажу просто, впопыхах забыл включить запись.
— Там есть красная кнопка, — сказал я. — Нажмешь — на стирание. А рычажок — перемотка.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — он пожал плечами. — Я принесу, сам и разбирайся.
Он ушел, а я все никак не мог найти себе места. Ко всему, от резких движений начинала кружиться голова, и рот словно набит наждачной бумагой. Ломило суставы.
Поминутно смотрел на часы и проклинал все на свете, оттого что время тянулось так медленно.
Потом смутные образы закопошились в углах комнаты, мохнатые и красноглазые, они мельтешили под ногами, по спине взбирались на плечи, чтобы впиться остренькими зубами в мозг.
Образы были многоликие, они шептали разные скабрезности, и от них некуда было деться. Я спал и во сне чувствовал, как зарождается рассвет.
Я услышал шаги Эдгара, еще когда он шел по коридору. Он ступал жестко, словно впечатывал каблуки в линолеум. Я открыл глаза и, не мигая, смотрел на дверь.
Он вошел, пахнущий дождем и улицей. Подмигнул, достал из кармана диктофон.
— Весь плащ извозил, насилу нашел. Там, возле фургончика, несколько разбитых «Запорожцев». Включил запись:
«Этот, как его, Барин? — мой голос. — Или парнишка его?