Предварительное дознание

– Я на метро, – курить его крепкий «Кент» не хотелось, но из вежливости сигарету взял.

Погибший лежал между мусорными бочками, прикрытый газеткой и начинающим расцветать кустарником. Тело это не скрывало, из одежды на нём имелись: кеды размера сорок шестого или седьмого, плотные штаны с заклёпками, пуловер с морским пейзажем – явно сделанный на заказ. Шея потерпевшего была покрыта тёмными пятнами, следами от верёвки или от чего-то ещё. Я, как во сне, поднял фотоаппарат, делая снимки. Вспышка осветила его лицо: длинные изящные брови, широко разрезанные глаза, длинный прямой греческий нос. Всё говорило о спокойной, консервативной личности. Губы полные, широкие – добродушие и открытость…

– Жертва – Дитер Гайсберг. Тридцать четыре года, есть официальный муж и двое детей. Случай явно не подходящий под общую схему.

Голос звучал холодно и цинично-обыденно, а меня замутило так, что пришлось удалиться. Отойдя к машинам, попытался отдышаться. По молодости, только начиная карьеру, я добровольно рвался во все горячие точки, самолично видел бесчинства и насилие на дальнем востоке, насмотрелся на трупы и умирающих. Но там – словно чужое, не своё, можно абстрагироваться и сделать вид, что тебя не коснётся. Тут же – родной город, мой дом, где живёт и растёт мой маленький кузен-омега, растёт в этом обществе среди убийц, и возможно, когда-нибудь станет жертвой…

– Ты чего? В морге вроде не пугливый был! – Сайман откровенно ржал, но мне было плевать на его попытки возвыситься за мой счёт. Я тяжело дышал, лицо покрылось испариной, и, затягиваясь крепкой дешёвой сигаретой, старался выбить образы и воспоминания из головы.

– Что он делал в баре, если у него есть партнёр?

– Чтоб я знал, – альфа, наконец, перестал потешаться и вернул себе более подходящее для работы выражение лица. – Альберт пригласил целый консилиум, надеюсь, что-нибудь они обнаружат.

– А ты сам? – захотелось его подколоть. И за усмешки и потому, что вечно на меня наезжал.

– Тебя встречаю, – Сайман недовольно покачал головой и вернулся к месту преступления.

Через час мы сидели в их кабинете. Альберт несколько раз пытался созвониться с мужем погибшего и даже послал на квартиру патрульных. Домработник сообщил, что Гайсберг повёз детей к отцу в Мюнхен и должен вернуться к утру. Утром Гайсберга будет ждать не самый приятный сюрприз. Полицейские громко стучали по клавиатуре, готовя отчёты или делая свои заметки – я в их работу не лез. Вчитывался в отчёты патологоанатома – смерть от асфиксии наступила в результате удушения плотной верёвкой или куском одежды. Перед смертью жертва имела два половых акта, один из которых был, скорее всего, принудительным, судя по характерным следам.

Всё было ещё хуже, чем казалось.

Забираться в дебри расследования мне бы не позволили, но стоило поискать в сети семью жертвы, и нашёлся целый сайт. Дитер работал веб-дизайнером и создал для своих детей страничку. Об омегах, которые соглашались рожать, я мог говорить только с восхищением, этот же не только справился с наваленной государством ответственностью, но и научился радоваться своим изменениям, любить своего мужа – высокого, тучного пожилого альфу, и восхищаться двумя мальчишками – трёх и шести лет. После просмотра фото и забавных историй из жизни незнакомых мне ребятишек накатили безумная тоска и ужас от понимания, как детям придётся переживать случившееся…

– Чем так вкусно пахнет, Эд? Сосредоточиться невозможно! – Альберт задумчиво улыбнулся, потёр переносицу и подмигнул мне.

Комната действительно наполнилась лёгким ароматом сыра, хоть я лазанью переложил в пластиковый контейнер, завернул в фольгу и спрятал в завязанный пакет. Способности чувствовать запахи у всех людей обострились, иногда мне это нравилось, но временами сильнейше доставало.

В университете, когда всё случившееся было в новинку, и когда странные ароматы тел казались диковинкой, подростки по-настоящему сходили с ума. За два часа в аудитории, в амфитеатре на сотню человек, воздух переполнялся амбре так, что дышать было невозможно. И это был не пот или прелость одежды. Каждый мужчина после изменения начал издавать какой-то особенный, свойственный только ему аромат с огромным количеством феромонов.

Подростком я называл это запахом секса, потому что он был невероятно возбуждающим. Любой аромат казался мне приятным, насыщенным любовью и обещающим наслаждение. Альфы, омеги и беты, все они притягивали безумной мешаниной из страсти и похоти, толкали к безрассудству и обманывали доступностью. Многие подростки начинали тогда принимать свои изменения, признавая гомосексуальность или просто тягу друг к другу нормальной. Студенты трахались после лекций в подсобках, закрывались в кабинетах или лифтах. Я же дрочил в туалете и представлял красивую блондинку с пышными формами. С тех пор мало что изменилось в моей голове, только к запахам привык и уже не реагирую так остро.