Предвечный трибунал: убийство Советского Союза

– Пережал, конечно, но суть верно ухватил, – одобрительно хмыкнул Горбачев.

– Вот видите: мой клиент отстаивал Союз до последнего! – надавил Адвокат. – Нельзя винить его в развале! А 28 ноября в интервью белорусской «Народной газете» он сказал: «Мы состоялись как сложнейший мир, говорящий на ста двадцати языках. У нас все переплелось. Меня больше всего волнуют люди и их судьбы. Ведь где бы мы ни оказывались, везде считали, что мы у себя дома. Служил кто-то, скажем, в Белоруссии и остался там жить, обзавелся семьей… И вот все, кто так или иначе сменил место жительства, в некоторых наших регионах оказались бы в чужом государстве. Это не простая проблема, и я ее ставлю на первое место… Я уверен, Союз всем нужен».

Кто-то зааплодировал – одиноко, но истово. Горбачев кивнул с довольной улыбкой.

– Слова прекрасные, – согласилась Прокурор, – никто не сомневается в горбачевской способности произносить слова. Однако в том же интервью он добавил: «Бюрократический Центр, который лишал кислорода даже республики, себя полностью и давно изжил».

– И что это доказывает? – спросил Адвокат.

– То, что он, как обычно, вилял – и нашим, и вашим. Вдумайтесь: нужен централизованный Союз, но Центр себя изжил. Это как?

– Это диалектика! – подсказал кто-то в зале и хихикнул.

Прокурор строго возразила:

– Нет, это лицедейство. Ясно, что и в показанной истцом сценке Горбачев лишь имитировал борьбу за Союз.

– Зачем? – спросил тот же голос.

– Хотя бы затем, чтоб историков обмануть, белопушистость свою повысить…

– Истец, продолжайте, – исправил Судья ход дискуссии.

Я ответил:

– Хорошо. Итак. Россию Ельцин отколол, теперь врагам важнее всего стало отколоть Украину. Надеюсь, вы помните мнение Бжезинского: «Без Украины Россия перестает быть евразийской империей…» И вот на 1 декабря 1991-го там наметили референдум о независимости.

Из воспоминаний Дж. Буша Оперативный документ № 28

За день до референдума я позвонил Михаилу, чтобы сказать, что как демократическая страна мы должны поддержать украинский народ вне зависимости от исхода референдума[316]. Я добавил, что нам бы хотелось, чтобы были приняты определенные решения: централизованный контроль над ядерными вооружениями, безъядерный статус для Украины[317], уважение прав человека и прав меньшинств… Михаила явно не порадовало, что мы серьезно обсуждаем возможность признания Украины (эта информация, к сожалению, просочилась в СМИ после моих встреч с американцами украинского происхождения). «Похоже, что Соединенные Штаты пытаются вмешаться в ход событий», – выразил он свое недовольство[318]…

Горбачев все еще верил, что республики по своей воле останутся в составе Союза[319]. Он призвал меня не предпринимать шагов, которые могли бы подтолкнуть события в «неверном» направлении. Он подчеркнул, что если Украина уйдет, то живущие там русские и прочие неукраинцы станут гражданами иностранного государства. Далее, Крым (ранее принадлежавший России[320]) в случае провозглашения республикой независимости грозился «пересмотреть» свой статус «как части Украины»…[321]

* * *

Я пояснил этот документ:

– Очевидно, что референдум об отколе Украины организовали янки, они же изо всех сил влияли на его исход. Агитация, мухлеж при подсчете… В итоге 90 процентов поддержали откол. А самое смешное вот что: на недавнем Всесоюзном референдуме 70 процентов украинцев проголосовали за сохранение Союза. А вторым вопросом в УССР тогда был: «Согласны ли Вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза?» – и это поддержало 80 процентов.

– И что тут смешного? – обиделся Адвокат.

Я пояснил:

– Всесоюзный прошел 17 марта, украинский – 1 декабря. Всего за восемь месяцев мнение поменялось на противоположное… Так что либо жители Украины вообще не думали, куда галочки ставить, либо второй референдум точно сфальсифицирован.

– Ганьба! – донеслось из зала. – Слава Украине!

Опа… И сюда добрались…

– Убедительно аргументируете… – пробормотал я. Глубина мысли им вообще свойственна.

– Ганьба! Ганьба! Ганьба! – надрывался неведомый патриот, считая, что повторением усиливает доказательную базу. Пришлось его вывести.

– А вы не думали о том, что за восемь месяцев ситуация изменилась? – въедливо осведомился Адвокат в наступившей тишине. – Летом-то путч произошел, который вы нам столь красноречиво живописали! Центр доказал свою слабость, теперь ему не хотелось подчиняться.

Я кивнул:

– Отчасти согласен. Однако ничего принципиально нового не стряслось, ослабление Центра и развал плавно нарастали все пять лет. Впрочем…

У меня наклюнулась новая мысль. Стараясь сформулировать ее, я потер лоб согнутым пальцем и повернулся к Горбачеву:

– Вот что я подумал… Украина и прочие республики стали отшатываться не от России и не от союзного Центра…

– А от чего же? – брезгливо пошевелил губами Горби.

– Лично от вас.

В зале кто-то хмыкнул, брови подсудимого поползли вверх.

– Ну, это, я вам скажу…

А я развивал мысль, показавшуюся мне весьма интересной: