15 октября – М. Горбачев получил Нобелевскую премию мира
1991
13 января – штурм Вильнюсского телецентра
22 января – указ М. Горбачева об обмене 50 и 100-рублевых купюр
25 февраля – роспуск Варшавского договора
17 марта – Всесоюзный референдум о сохранении СССР
12 июня – Б. Ельцин избран Президентом РСФСР
28 июня – роспуск СЭВ
19 августа – инсценировка «путча» ГКЧП
24 августа – М. Горбачев покинул пост генсека
8 декабря – подписание в Вискулях Беловежского соглашения
25 декабря:
19:00 – М. Горбачев выступил по телевидению с «отречением»
19:30 – М. Горбачев подписал указ «О сложении Президентом СССР полномочий Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами и упразднении Совета Обороны при Президенте СССР»
19:38 – на Кремле спущен красный флаг
– Истец, вы можете что-то добавить? – предложил Судья, видимо в последний раз.
Предстояло сказать нечто по-настоящему важное. Несколько секунд я выбирал, осмысливал – и заговорил так:
– Те события дали нам жестокий урок, который мы не вправе забывать. Смотрите: многие были недовольны поздним Союзом. Кричали: «Мы беднее Запада!», «У нас коррупция!», «У нас свободы нет!». И молчаливо поддержали навалившуюся сверху революцию. И чего добились? Стали
– Ваш вывод?
– Некие господа и сейчас раскачивают нас на бунт, призывают «гнать кремлядь», «ура, за свободу»… Но теперь мы знаем, кому нужны подобные бунты и что за ними следует. Мой вывод: прежде чем соглашаться крушить страну,
– Спасибо, истец. Господин Адвокат, что вы можете сказать в завершение?
Защитник встал:
– Мой клиент… – тут он замялся, начал одергивать пиджак, очки золотые тронул двумя пальцами… И вдруг привизгнул плачущим голосом: – Да пошли вы все на фиг!!
И выскочил из зала.
Горби и Яковлев изумленно глядели ему вслед.
Да, тяжело проигрывать. Но шанса у него не было ни одного. Соображать надо, кого берешься защищать!
Тогда поднялась Прокурор. Она стояла прямо и торжественно, строго сдвинув брови, – и я вдруг вспомнил, где видел ее лицо.
Эта женщина смотрела на нас с плаката суровых лет, вознесенная над лесом штыков, левую руку вздымая к небу, а в правой держа текст военной присяги. Как я ее раньше не узнал?
– Подсудимый, в разных интервью вы многократно признавали свой умысел по развалу Союза, – сказала она. – Напомню некоторые примеры: в 1991-м: «Партия располагала мощнейшей структурой, которая всем руководила и направляла. Я понимал, что, если мы не изолируем партию от государственной структуры, мы ничего не добьемся. И я был прав»[343]
. В 1992-м: «Мои действия отражали рассчитанный план. Задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул». В 2009-м: «СССР развалился. Перестройка победила». Но тогда выНо Горбачев молчал. Чтоб осознать свою вину, нужны хотя бы зачатки совести…
Приговор
И тогда величественно поднялся Судья. Публика безо всяких понуканий невольно встала тоже. Все застыли.
Зал с высокими готическими окнами наполнился золотистым светом, тишина настала великая, от каждого малейшего шороха в ней словно вспыхивали искры. Или так казалось из-за торжественности момента?
Судья возвестил:
– Оглашается приговор по делу «Убийство СССР».
И замолчал на несколько бесконечных секунд, делая вид, будто перебирает бумаги.
Горбачев усмехнулся кривовато – мели, мол, Емеля, твоя неделя! – но губы его дрожали. После встречи с Раисой он убедился: эти могут. Слов они на ветер не бросают.
Та краткая встреча разорвала его душу, надломила. Он понял вдруг: да, это возможно, это не бред! Впереди не тупой мрак небытия, а новый путь, в который он всегда жаждал верить, но боялся. Боялся разочарования. Нестерпимо страшно поверить в возможность Встречи: а вдруг ее все-таки не будет? Вдруг атеисты правы? Тогда надежда станет чудовищным обманом… Проще заваливать себя каждодневной суетой, посторонними мыслями, возней бестолковой, лишь бы не думать о главном.
Но те несколько минут все перевернули. Что-то подсказывало ему, что это не галлюцинация, не сон; они действительно были вместе.
И ожидание стало нестерпимым. Он казался прежним, да и никто резко не меняется в его годы; сидел, уклонялся от обвинений, даже острить пытался… Но в душе пронзительно зияла боль – прежняя, злая, невыносимая, как пятнадцать лет назад, когда Раиса только что оставила его одного. Все эти дни он нетерпеливо ждал приговора. Хотелось подгонять этих медлительных болтунов, этих свидетелей, эту тягучую зачитку документов – лишь бы скорей финал.