Предвечный трибунал: убийство Советского Союза

18 августа около двух часов дня в самолет министра обороны вошли четверо: В. Варенников, О. Шенин, О. Бакланов и В. Болдин. Переоборудованный в командный пункт Ту-154 отправился из Москвы в Крым, на военный аэродром Бельбек под Севастополем. Затем черные «Волги» полчаса катились промеж гор, пока вдали не мелькнула красная крыша. То была постройка с тавтологическим названием «резиденция президента».

Несмотря на «гласность», дача была засекреченной; там не бывали ни журналисты, ни наши крупные политики, ни иностранные вожди. Четверо нынешних гостей тоже оказались там впервые: генсек предпочитал отдыхать в кругу семьи и курорт с работой не смешивать.

Дачка скромная: несколько квадратных километров, трехэтажный дворец для «самого», гостевой дом, бассейн, спортплощадки, большая хозяйственная зона с гаражами, котельной, службой охраны и т. д. Строить все это Горбачев приказал еще в 1985-м, к 1988-му резиденция была готова.

Страна начала голодать, а дачка генсека обошлась казне примерно в 850 миллионов рублей (по курсу «рубль = 1,3 доллара»). А. Черняев записал в дневнике (сентябрь 1988-го): «Дача Брежнева в Ливадии – пошлый сарай по сравнению с тем, что изготовлено здесь на колоссальной территории. Зачем ему это?»[297]

Госпожа Раиса многократно летала в Форос, заставляя переделывать уже построенные части дворца, несмотря на траты. Постоянно возникали новые дорогущие объекты: летний кинотеатр, грот, зимний сад, крытые эскалаторы от главного дворца к морю… Европейские лидеры подобных резиденций не имели.

Кортеж въехал на территорию, и еще полчаса визитеры нервничали в гостевом двухэтажном доме, генсек принимать их не спешил. Затем гостей провели в президентский дворец – с просторными холлами, залами, широченной лестницей…

Еще спустя четверть часа явился Горбачев. Шагал натужно, бережно, морщась.

– Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Что с вами?

– Да радикулит…

Генсек пожал всем руки и спросил недовольно:

– Чего явились?

– Надо кое-что обсудить. В стране проблемы!

– Ну пошли.

Вот тут показания расходятся. Одни говорят, что в Форосе отключили всю связь, и Горбачев вместо «здрасте» этим возмутился. Другие уверяют, что связь прекрасно работала все «роковые» дни. Думаю, первые врут.

Горби привел гостей в кабинет, сел медленно и плавно, но боль все-таки клюнула его в спину, и он страдальчески вздохнул. А может, сыграл все это на публику, как знать…

– Ну? – буркнул он сквозь зубы.

– Михаил Сергеевич, ситуация напряженная, необходимо введение чрезвычайного положения.

– Кого вы представляете? – внезапно спросил хозяин.

«Как кого? Вас!» – не решился ответить Бакланов. Ведь все это тысячу раз обсуждалось, и генсек уже полгода назад именно им поручил готовить чрезвычайку!

– Михаил Сергеевич, ситуация в промышленности и сельском хозяйстве критическая, – вместо этого сказал Бакланов. – Кругом расхлябанность, легкомыслие. Если не принять срочных мер, завалим уборочную.

– Что ты мне рассказываешь? – перебил Горбачев. – Я все это знаю лучше тебя.

Бакланов смешался.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, – начал Варенников. – Армия деморализована, теряет боеготовность. Бытовые условия офицерского корпуса…

– Короче! – снова вторгся генсек, красноречиво потирая поясницу. Мол, отлезьте от меня со своими пустяками, плохо мне, умираю. – Все это я знаю лучше вас. Чего вам надо-то?

Заговорил Болдин:

– Михаил Сергеевич, мы по вашей просьбе подготовили варианты. На время уборочной надо местами ввести чрезвычайное положение, помочь колхозникам, дисциплину поднять.

– Конкретные планы есть?

– Да. Например…

– Черт с вами, действуйте. Но доложите мое мнение[298], – внезапно согласился Горбачев, встал и пожал всем руки. Какое «мнение»?! Он же ничего не сказал!..

Болдин замялся на пороге:

– Михаил Сергеевич, мы считаем, что вам следует срочно вылететь в Москву. Ваше присутствие сейчас необходимо.

– Да вы чего, смерти моей хотите? – возмутился дачник. – Видите, как мне плохо?!

Не зря он юным в театре играл: страдание выглядело убедительно. Нет, никак. Никак не может надежа-государь осчастливить столицу своим присутствием – хотя просто жаждет это сделать! Недуг лютый скрутил, и близится скорбный час кончины…

Болдин взмолился:

– А… не могли бы вы дать письменное указание?

– Без няньки совсем не можете? Вы-то на что?

Разговор окончен. Гости двинулись обратно, и уже на парковке Бакланов спросил растерянно:

– Слушайте, так он одобрил или нет? Я не понял…

– А он когда-нибудь что-нибудь говорил определенно? Стиль у его такой: всегда намеками, недомолвками… Политик!

Уже темнело, когда самолет вновь поднял их в небо.

Почти к ночи четверка вернулась из Крыма в Кремль, где уже совещались вице-президент Янаев, шеф КГБ Крючков, премьер-министр Павлов, министр внутренних дел Пуго и министр обороны Язов. Длинный стол под зеленым сукном, люстры мерцают тускло… Это была комиссия для подготовки чрезвычайного положения, которую сам Горбачев собрал еще в марте[299].

Чуть позже добавились председатель Верховного Совета Лукьянов и первый секретарь Московского горкома Прокофьев.