Предвестники табора

Теперь мне нисколько не было удивительно, что Мишка и словом не обмолвился о прошлом — я не хочу сказать, что он действительно позабыл о нем, — нет, разумеется, — но он и не играл, как мне раньше казалось. Дело здесь обстояло иначе (я все же не был уверен до конца, но склонялся к этой мысли): Мишке просто представлялось совершенно неестественным упоминать обо всем, что меня так тревожило, упоминать здесь, в этом «райском местечке»; он был глубоко убежден, что это даже и неуместно — во всяком случае, мне нужно дать отдохнуть — сперва. Отдохнуть!

О Боже…

«Наверное, он уже теперь, в тридцать лет думает, что его жизнь прожита не зря».

И словно в доказательство моим мыслям (и опережая желание поговорить о детстве) Мишка заявил вдруг:

— Знаешь, последние годы я более всего мечтал создать крепкую семью. Не такую, в какой я вырос. И думаю, у меня получается это делать пока… я говорю пока, потому что мы ведь с Машей до сих пор так и не завели ребенка, но очень скоро…

— Надо же!..

Это восклицание, а затем звонкое прищелкивание языком, свидетельствовавшие, по всей видимости, о фатальном невезении, заставили меня обернуться и посмотреть назад — на проездную дорогу, в которую перекрест упирался переулок. Оказывается… некоторое время назад, метрах в пяти, прямо напротив нашего столика остановился…

… (я вздрогнул)…

Каретомобиль.

Небольшого роста водитель, вылезши из-за огромного руля, суетливо бегал туда-сюда, качал головой, наклонялся, упирал руки в бока и чертыхался, а белое одеяние с длинными рукавами, в котором, казалось, он вот-вот запутается, и трагедийно изломленные пальцы в лайковых перчатках создавали впечатление, будто передо мной и Мишкой разворачивается театральная постановка; и плотная базальтовая штора, закрывавшая окно кузова и походившая на фрагмент кулисы по ту сторону декорации, довершало это впечатление.

Инстинктивно я снова и снова изучал водителя. Черные, коротко стриженные волосы (шляпы на голове не было), мясистое лицо, глаза небольшие, близко посаженные… словом, ничего примечательного, совершенно.

Чуть позже, стараясь определить, что такое у него стряслось, я принялся оглядывать каретомобиль — опасливо, украдкой. Поломка, это ясно, но что именно…

Когда я снова взглянул на Мишку, обнаружил, что он тоже теперь следит за происшествием, — поминутно; а потом… я понял… что, не заметив, успел уже развернуть свое кресло — к месту «представления».

Мишка заговорил, но я уже совершенно не мог сконцентрироваться на беседе — я сидел как в тумане. У меня снова подергивался мизинец на руке; конвульсивно.

По другую сторону проездной дороги, над каретомобилем, зажглось три фонаря — слепые белые квадраты, насаженные на высокую парковую ограду; было светло, но сосновая зелень, в мгновение ока умывшись мертвенным светом, потеряла сочность и перспективу…

Интересный сад.

Я контролирую все, не только каждую сосновую иглу этого сада — все вокруг…

…кроме этого суетящегося Предвестника табора — его я смогу взять под контроль, только если, уняв свой мизинец, сумею ощутить лески на каждом пальце… …………………………………………………

……………………………………………………………………………………………

……………………………………………………………………………………………

— Ну и куда он делся, интересно знать… — произнес водитель на дороге, совсем уже приунывшим, усталым голосом.

Преодолевая безвременье, я отвел взгляд от дергающегося мизинца. Водитель уже прекратил бегать — стоял, облокотившись на переднее крыло каретомобиля, взгляд устремил в направлении улицы, пятерню с плотно сомкнутыми пальцами приставил ко лбу, на манер козырька, — жест по привычке.

— Да что у него там стряслось? — сказал Мишка.

Я резко посмотрел на него.

— Что?..

— Пошли, посмотрим, — Мишка стал подниматься из-за столика.

— Нет…

Я инстинктивно схватил его за руку… потом отпустил.

— Не знаю… зачем?

— Пошли, пошли…

Обогнув столик, Мишка шагнул на тротуар — на несколько секунд его волосы опутали парковую зелень, залитую мертвенным светом. Потом сосновые иглы высвободились.

— Эй! У вас неприятности?

— Да уж, еще большие меня ожидают в «Авто***». Видали колесо? Заднее…

Мишка наклонился.

— Ага…

Продолжая сидеть за столиком, я, наконец, уразумел причину водительских мытарств и головных болей: на заднем колесе «полетела» спица — выбитый железный прут торчал из обода, препятствуя вращению; удивительно, как не погнулись остальные спицы — видимо, поломка произошла не на полном ходу.

— Вы турист?.. Нет, видно, раз интересуетесь чужими неприятностями… — заметил водитель капризно.

— Мы с братом обратили на вас внимание. Все никак не могли взять в толк, что у вас случилось.

— Случилось!.. Хорошо еще я был пуст. Вези я кого-нибудь, от меня бы точно потребовали возмещение — за моральный ущерб.

— Ну, это вы преувеличиваете.