Наблюдения Перфильева хоть как-то еще помогали отвлечься от невыносимой жары, воцарившейся в комнате, — все дело в том, что пару дней назад у Лукаева сломалась газовая плита, и за неимением более простой электрической плитки пришлось для подогрева чая растопить буржуйку. Сторож попросил открыть окно.
— Жалко, что вы потерпеть не можете. А то так хотелось, чтобы моя женушка наконец сварилась, отдала Богу душу от жары… Хэ! Шутка!.. — Лукаев снова подмигнул, затем позвал:
— Оксана, иди сюда, посидим все вместе, раз уж…
— Ох, нет, Юра, у вас там слишком жарко, — послышался из второй комнаты капризный женский голос, — у меня давление…
— Слава тебе Господи… — пробормотал Лукаев, — я иногда беспокоюсь, что она станет чаще вставать и ходить по дому… Знаете, насчет этой плиты. Мне даже перед Ильей неудобно. Он говорил, что она очень современная. В наборе купил ее, «Для дачника» назывался. В магазине техники. И телевизор оттуда же. Не этот, большой, второй, маленький, тоже японский. В Оксаниной комнате. И еще там была пара вещей, я уже и не упомню. Все вместе тысяча долларов, представляете? Целая тысяча. Лучше скажу Илье, что это я сам сломал плиту, по неосторожности. Чтобы он не расстраивался.
Лукаев отжал, наконец, пакетики, положил их на маленькое блюдечко, сел напротив.
— Ваш сын нечасто сюда приезжает, да?
— Нет-нет, он все по курортам морским. Или в горы. А если на дачу, то у него ведь своя есть, в десяти километрах от Москвы. Загородный дом, коттедж. Я и сам там был несколько раз, но особо все-таки не суюсь — он же его больше держит, чтобы сослуживцев приглашать. Мне роскоши и в нашей столичной квартире достаточно — я же скромный человек, сами понимаете. Но свою поездку очень хорошо запомнил: у него там на даче бар отличный, Илья мне вина давал всякие пить. Знаете ли, таких гармоничных вкусов я еще не пробовал.
— Сколько лет Илье?
— Почти тридцать. И до сих пор не женился.
— Тридцать…
— Да-да. Он у меня поздний ребенок, а поздние дети, знаете ли, часто случаются гениями. Так что мне повезло… я могу закрыть окно?.. — и не дожидаясь ответа, Лукаев взял с подоконника книгу, подставленную под дверцу; запер форточку, машинально покосившись на темный проем комнаты, где лежала Оксана Павловна, — а эта книга, между прочим… я ее сейчас читаю… замечательная. Замечательно человек пишет.
Перфильев взял книгу в твердой, маслянисто-зеленой обложке с изображением длиннющего лимузина, из-за которого выглядывал человек в маске и с винтовкой; перелистал чернеющие газетные страницы.
— Свидетель всего этого безобразия — когда оно только еще началось.
— Какого безобразия?
— Ну это… разрушение Советского Союза. Слишком много свободы людям дали, вот что. Ни цензуры теперь, ничего! По телевизору такое можно увидеть, что просто… разврат один, словом. Свободолюбие, фривольности. «Полночная жара» — телесериал такой сейчас идет… Не видали ни разу?
Качая головой, Перфильев внимательно смотрел на Лукаева.
— Разврат и людей убивают — все… — Лукаев причмокнул; потом продолжал:
— У нее спрашивает, ну этот, детектив, ведущий следствие: «Как был одет мужчина, убегавший с места преступления». А она отвечает: «Не помню, я не очень разбираюсь в одежде. Обычно я рассматриваю мужчин, когда одежды на них уже нет».
— Кто «она»?
— Да я помню что ли? Баба какая-то!.. Вот что теперь проповедуют! Главное, что и фабула-то — чушь собачья. Какой-то частный сыщик… Стив Слейт его, кажется, зовут… раскрывает преступления на тропическом острове. Бегает с пистолетом возле берега моря! Такой бы фильм при советской власти никогда на телевизор не выпустили…
Лукаев выдержал паузу.
— Хотя, конечно, местечко там показано райское, нечего сказать. Сам бы хотел жить на таком острове, — он сделал глубокий, нарочитый вздох, — надеюсь, Илья меня свозит на курорт… опять. Он уже возил меня, я вам рассказывал?
— На Кипр?
— Да, на Кипр. Там очень жарко — мне понравилось. А еще я, знаете ли, мечтаю съездить в Голландию, чтобы посмотреть на тюльпаны, и в Чехию — там пиво отличное.
— Если я себя буду плохо чувствовать, ты никуда не поедешь! — донеслось из другой комнаты.
Лукаев тихонько выругался.
— Все сечет, только подумайте… Ну ты же оставалась здесь на неделю, когда я на Кипре был!
— Тогда у меня с давлением все нормально было.
— Ну… ты себя лучше почувствуешь! — Лукаев наклонился к Перфильеву и, подмигнув с озорством, чуть слышно прибавил:
— … на том свете. Надеюсь, откинется до сентября. Илья мне как раз в сентябре обещал поездку в Голландию. Давление у Оксаны ой-ой как скачет последнее время, — старик говорил уже почти шепотом, — я не даю ей лекарств, которые Илья накупил — не потому, что хочу приблизить этим ее конец, вы не подумайте, просто они очень дорогие, я их берегу. Достаточно и тонометра, который он ей купил. Японский, точнейший.
— Вы бы взяли свою жену с собой.
— Куда? В Голландию? — рука Лукаева с чашкой чая пораженно застыла в воздухе.
— Ну да… — Перфильев ответил это неуверенно, даже как-то боязно, словно опасался, что Лукаев сейчас вспылит, а то, еще того хуже, набросится на него.