И еще одно немаловажное замечание. Внимательное наблюдение за ходом германской истории в дальнейшем, вплоть до сегодняшнего дня, заставляет задуматься о существенном своеобразии менталитета германских народов в целом. Религия асов, сочетающая в себе мистическое вдохновение и жесткие, абсолютно трезвые, реалии повседневной воинственной жизни, как нельзя лучше соответствовала духовному миру своих носителей и изобретателей. Она маркирует то самое, глубоко языческое по своей сути и доступное лишь суровому германскому рассудку, состояние духа, которое придавало и продолжает придавать своеобразие всем германским народам, существенно дифференцируя их как от романо-кельтской, так и от славяно-балтской ветвей индоевропейцев. Способность сочетать воинственную целеустремленность и упорство с удивительной сентиментальностью соседствует в этом состоянии духа с глубинной и, если угодно, исконной приверженностью к достаточно бесстрастным формам религиозных представлений. Не случайно Реформация началась именно в Германии. Ее можно сколь угодно долго объяснять политическими и социально-экономическими причинами, однако остается фактом, что из лона католичества выделились именно исконно германские страны либо страны, находившиеся под их глубоким и всеобъемлющим влиянием, — Германия, Скандинавские страны, в определенном смысле Британия, а также многие прибалтийские страны. Все дело в том, что католичество с его возвышенным и торжественным ритуалом, с его склонностью к экзальтации, несомненно, требовало совершенно другого субстрата, чем тот, каковым являлись германские народы. Оно просто не совпадало с их базовыми характеристиками сознания. Представить «истого» католика в образе норвежца или шведа столь же трудно, как и вообразить итальянца, искренне исповедующего какой-либо из вариантов протестантского вероучения. Разумеется, бывают и исключения, однако остается фактом, что германские народы так никогда до конца и не были крещены. Что касается скандинавов, то у них для этого вообще было слишком мало времени — даже официальное крещение Севера состоялось лишь в рамках XI в., и пережитки язычества были сильны здесь, как нигде в Европе. Ведь именно Север оставил нам главный фонд суеверий, проистекающих из германской мифологии. Не будучи глубоко затронуты ортодоксальным католицизмом, германцы относительно безболезненно вернулись в XVI столетии к «облегченным» формам христианства. При этом родство со своим языческим прошлым, судя по всему, продолжает осознаваться на глубинных, подсознательных, уровнях сильнее, чем у многих других народов Европы, оказывая существенное влияние на особенности менталитета германских этносов.
Рождение эпоса
Эпическая традиция Севера являет собой чрезвычайно показательный пример пошагового формирования мифологемы собственного героического прошлого. Основу эпической эпистемы составляет канва событийного ряда эпохи Великого переселения народов. Смерч переселений, пронесшийся над Европой, стал столь существенным потрясением для германцев — как, впрочем, и для всех остальных этносов континента, — что породил целую череду «отражений», сравнительно легко отрывавшихся от своей исторической основы и отправлявшихся в свободный полет в коллективном сознании скандинавов.
Континентальные племена почти не испытывали потребности в такой рефлексии. Изначально оказавшись ближе всего к эпицентру Империи, они получили столь мощную дозу ее влияния — как в сфере земной, так и в сфере духовной, в виде христианства, — что потеряли нужду в непрестанном воспроизводстве собственной традиции. Христианский набор стандартизированных элементов «общего прошлого», своего рода «коллективного сознательного», был усвоен достаточно последовательно — настолько последовательно, насколько его вообще можно было воспринять воинственному варвару с принципиально отличным не только от древнееврейского, но и от классического (аполлонического?) мировоззрением. Именно эта версия мифологического прошлого благополучно заместила едва начавший складываться в V в. собственный эпос, без остатка растворив его робкие образчики в своем всепоглощающем море. Подвиги Давида и деятельность Моисея, в результате этого — чем далее от Скандинавии, тем в большей мере — стали гораздо актуальнее во всех стратах общества, чем деяния собственных героев языческого прошлого.