Тобис сделал это упражнение без особых проблем, а вот Говард, пытаясь повторить за братом, чуть не рухнул спиной на пол. Тобис даже засмеялся и словно в насмешку над братом, сделал упражнение еще три раза, чем еще сильнее разозлил второго. Тот, покраснев от злости, совладал с телом и смог осилить упражнение. Теперь братья решили устроить соревнования, а Алекса, стоя возле двери, улыбалась, глядя, как братья пытаются угнаться друг за другом.
— Марш в казармы! — командирским тоном приказал Карл Масур. — Не стоит устраивать тут соревнования. Однако хочу обоих похвалить. Вы выбрали правильный настрой. Выполняйте упражнение три раза в день, а через неделю, когда ваши ноги станут крепче, мы начнем тренироваться с манекенами.
Братья, переглянувшись, засияли от радости. Но, видимо, слова герцога где-то пролетели мимо ушей, из-за чего Говард и Тобис во весь опор помчались в сторону выхода. Только Тобис, замерев на пороге главного зала, посмотрел в глаза сестры, заметил живот и улыбнулся.
— Вы прекрасно выглядите, сестрица, — сказал он.
— Благодарю, молодой граф, — улыбнулась Алекса.
Осознав, что Говард давно умчался вперед, Тобис рванул следом. Черная сука, поняв, что её бросили, пошла в сторону кухни, где получила ногой под хвост, от которого рванула в сторону выхода и через миг выскочила на улицу.
Алекса, наблюдая за всеми этими приключениями братьев и собаки, наконец, смогла пройти в тронный зал, чтобы подсесть к герцогу. Тот, словно не обращая на неё внимания, продолжил ужинать куриной похлебкой.
— Как у вас тут дела обстоят? — спросила она.
Карл поднял суровые глаза, посмотрел на то, как сияет его племянница, скривил губы в весьма странной улыбке и вернулся к своей еде. Он почему-то решил, что на вопрос отвечать не стоит.
— Вы меня игнорируете? — нахмурилась Алекса.
— Это не так, — ответил Карл. — Я просто немного удивлен, что вы, наконец, решили спуститься и поужинать в кругу семьи.
— Семьи? — тяжело вздохнула Алекса. — Мои братья заняты тренировками, мать давно мертва, мачеха похищена, старшая сестра находиться далеко в столице, а отец куда-то сбежал. О какой семье вы говорите, герцог Масур?
— Неправда, — мягко возразил герцог. — Я тоже часть вашей семьи.
— Неужели? Учитывая, что я жду вашего ребенка, вы так и не соизволили ко мне зайти, чтобы справиться о здоровье. Семья, как мне кажется, поступает чуточку иначе. Но я не сержусь на вас, герцог Масур. Нам нужно было время на принятия факта, о котором мы так неожиданно узнали.
Алекса и Карл решили, что будет лучше, если никто не узнает о том, что они родственники по линии Офелии де Месс. Слухи расходятся очень быстро, поэтому следует сделать все осторожно, чтобы не навлечь беду. Все-таки есть еще один человек, ненавидящий Алексу Масур. Эпископ Эфрон куда-то пропал, но если до него дойдет слух о том, что у него была старшая сестра, которая родила герцогиню Масур, жену его брата…. В общем, никто не знает, как он отнесется к этим новостям. С религиозными людьми и так все непросто, а отношения Эфрона и герцогини висят на волоске. Кто может знать, что сделает этот сумасшедший монах? Да и сами люди не смогут этого понять, а говорить с каждым и пытаться объяснить ситуацию не так-то просто. Легче развестись, чтобы никто не заподозрил кровного родства, а там как получиться.
— Мы сможем обсудить это после гражданской войны, — посетовал Карл. — У нас появились небольшие сложности, касательные Ивара Остина. В любом случае вам придется родить ребенка, а когда это случиться и наш малыш появиться на свет, мы сможем обговорить детали, чтобы принять общее решение.
Герцогиню волновал Ивар Остин, но даже этот кукловод не беспокоил её больше ребенка, который растёт в утробе. Кукловод может подождать, а вот решение, о котором посмел заикнуться герцог, не требовало отлагательств. Алекса хотела узнать все немедленно.
— Наш ребенок, — промолвила она. — Я так понимаю, вы тоже хотите предъявить на него права? Сначала королева Роксана Остин, император Шадаш-Тарза что-то говорил о наследнице, а теперь еще и вы. Знайте же, герцог Масур, этого ребенка никто не получит, даже вы.
Карл быстро переменился взглядом, в котором читалась жестокость, пробирающая до костей, пожалуй, сильнее, чем осенние ветра и холодный дождь.
— Я отец! — заявил он.
— А я мать! — возразила Алекса. — Я лучше вас знаю, где моему малышу будет хорошо. Я не позволю сделать своего ребенка предметом торга, Карл Масур…