Предводитель волков. Вампир (сборник)

Госпожа Маглуар сочла, что пора оросить сложившуюся ситуацию слезами. Она разрыдалась.

– Не плачьте, Сюзанна! – сказал бальи со свойственным ему простодушием и доброжелательностью. – В чем может обвинить вас этот человек, если предположить, что он так поступит? В том, что вы меня обманываете? Боже мой! Если вы до сих пор меня, такого, каким я создан, не обманывали, то я должен только благодарить вас за прекрасные дни, которыми вам обязан, – делом и словом. Вот почему не бойтесь, как бы из-за воображаемого зла не изменилось мое отношение. Я всегда буду добрым и снисходительным, Сюзанна, и как никогда не затворю моего сердца для вас, так не закрою дверей своего дома для друзей. Когда ты скромен и слаб, лучше смириться и доверять людям. Тогда приходится бояться только трусливых и злых, а я, к счастью, убежден, что их меньше, чем мы думаем. И еще… Клянусь честью! Если птица зла проникнет в мой дом через дверь или окно, то – святой Грегуар, покровитель пьяниц, тому свидетель – я подниму такой шум! Я стану петь и стучать стаканами! И ей придется отправиться восвояси тем же путем, каким она сюда попала.

Госпожа Сюзанна бросилась к ногам толстячка и принялась целовать ему руки. Было очевидно, что меланхолически-философская речь бальи произвела на нее куда большее впечатление, чем самая красноречивая проповедь.

Не было никого, кто не был бы тронут, даже сеньор Жан. Кончиком пальца он отер слезинку, блеснувшую в уголке глаза, затем, протягивая бальи руку, сказал:

– Клянусь рогами Вельзевула, вы справедливы и добры, приятель, и было бы грешно отягощать вашу голову заботами! И если я когда-то подумал о вас плохо, пусть Господь простит меня! Уверяю вас, впредь это не повторится.

Пока три второстепенных героя нашего повествования заключали договор о раскаянии и прощении, положение четвертого, то есть главного героя, становилось все более затруднительным.

К тому же сердце Тибо, словно воздушный шар, наполнялось яростью и ненавистью. Он и сам не заметил, как случилось, что из эгоиста и завистника он превратился в злодея.

– Сам не пойму, – закричал он, сверкнув глазами, – сам не пойму, почему я до сих пор не положил всему этому конец!

При восклицании, напоминавшем угрозу, учитывая то, каким тоном оно было произнесено, сеньор Жан и госпожа Сюзанна ощутили, что над всеми нависла какая-то неизвестная, невиданная опасность.

Сеньор Жан был не робкого десятка. Он снова выхватил шпагу и шагнул к Тибо. Но бальи опять удержал его.

– Сеньор Жан! Сеньор Жан! – процедил сквозь зубы Тибо. – Вот уже второй раз вы норовите пронзить меня шпагой, а это означает, что мысленно вы уже дважды убийца! Берегитесь! Грешат не только действием.

– Тысяча чертей! – вскричал барон вне себя. – Похоже, этот негодяй читает мне наставления! Приятель, вы только что хотели проткнуть его, как какого-то зайца, так позвольте мне нанести один-единственный удар, как матадор быку, и, обещаю, от этого удара ему несдобровать.

– Ради вашего бедного слуги, который умоляет вас на коленях, – сказал бальи, – отпустите его с миром, монсеньор, и соизвольте вспомнить, что он мой гость и в моем скромном жилище ему не должно быть причинено зло или увечье!

– Будь по-вашему! – ответил сеньор Жан. – Но я его все равно разыщу. Последнее время о Тибо ходят недобрые слухи, и браконьерство – не единственное, что вменяется ему в вину. Люди видели, как он бегал по лесу в сопровождении по-особенному прирученных волков. По-моему, этот мерзавец в субботние ночи не спит дома, а седлает метлу, что не подобает доброму католику. Да и мельничиха из Койолля жаловалась, как мне говорили, на его колдовство… Довольно, не станем больше об этом. Я пошлю осмотреть его жилище, и если мне покажется, что что-то там не в порядке, то велю разрушить этот ведьмин притон, которого не потерплю во владениях его светлости герцога Орлеанского. А теперь убирайся! И поживее!

Во время этого исполненного угроз выговора ожесточение башмачника достигло предела.

Однако он воспользовался тем, что путь был открыт, и вышел из комнаты.

Благодаря способности видеть в темноте, он направился к выходу и, переступив порог дома, где навсегда похоронил столь сладкие надежды, захлопнул дверь с такой силой, что задрожал весь дом.

Разумеется, он подумал о том, сколько желаний и волос было израсходовано впустую за этот вечер, чтобы удержаться и не попросить уничтожить в пламени дом вместе со всеми, кто в нем находится.

Лишь через десять минут Тибо обратил внимание на погоду.

Лило как из ведра. Но именно этот ливень, каким бы ледяным ни был, и даже потому, что он был ледяным, благотворно подействовал на Тибо.

Как простодушно сказал добрый Маглуар, его голова пылала. Выйдя от бальи, Тибо пустился бежать по полю куда глаза глядят. Он не стремился попасть в определенное место. Ему нужны были простор, свежесть и движение.

Бесцельный бег привел его сначала в лес Валлю. И только заметив вдали мельницу в Койолле, он понял, где очутился.