Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI века.

«А вот другие народы, что дают дань Руси: чудь, мера, весь, мурома, черамисы, мордва, пермь, печера, ям, литва, зимигала, корсь, нарова, ливы, — эти говорят на своих языках, они — от колена Яфета и живут в северных странах».

Между тем, дань кривичам Олег установил еще в 882 году, минимум за 150 лет до составления Нестором «Повести временных лет». Верно заметил по этому поводу А. Смирнов:

«Источники не содержат прямых указаний на то, кем, прежде всего, ощущал себя, скажем, кривич — кривичем или славянином? Однако Нестор в своем этногеографическом введении к «Повести временных лет» отмечает, что союзы племен «имяху… обычаи свои и закон отец своих и преданья, кождо свой нрав». Между тем именно в нравах и обычаях и проявляются различия между «своими» и «чужими» — в характере, ментальности — те различия, на которых, собственно, и базируется этническое самосознание» (32).

Это обстоятельство особенно подчеркивал О. Трубачев. Сообщения летописи свидетельствуют об аборигенности и неславянскости, по крайней мере, кривичей — одного из главнейших слагаемых будущего беларуского этноса.

Насколько же эти свидетельства и генетической памяти, и культурной памяти, и письменных источников контрастируют с теми крупномасштабными картинами, которые набрасывают историки и археологи, в том числе относительно проблемы этногенеза беларусов, легко перебрасывая огромные людские массы за многие сотни километров. Только концы с концами никак не сходятся. Ибо очень трудно доказать массовую миграцию — хоть с запада, хоть с юга, если массовой и мощной миграции просто не было.

7. Славянизация балтов

А как же тогда быть со славянизацией балтов? А так же, как с англизацией кельтов Британских островов или с германизацией пруссов. Были и мирные, и конфликтные переселения. Было подчинение власти военно-торговых корпораций (князя и его дружины). Была выработка соответствующего «койне» — языка межнационального общения. Было набрасывание новой идеологии — христианства. Была постепенная ассимиляция — прежде всего языковая и культурная — местного населения. Тем и объясняется такая же, как и у нас, консервативность генофонда нынешних британцев с весьма отчетливыми вариациями именно в тех районах, где доля переселенцев (норманнов и англосаксов) была высокой (Центральная Англия, Северный Уэльс, некоторые острова).

И там, как и у нас, языки автохтонного населения сохраняются только на периферии прежнего ареала проживания. Подобным образом еще в раннеисторические времена происходила ариазация Митанни и хеттизация Хатги в Малой Азии, санскритизация большей части полуострова Индостан и т. д. Детали процесса языково-культурной ассимиляции можно проследить в тех регионах, где он не достиг завершения, например, в случае с китаизацией Японии или одатчаниванием Норвегии. В обоих случаях устанавливается какое-то равновесие между городской культурой с языком завоевателей и деревенским языком местного населения. Это тоже хорошая лаборатория для верификации этногенетических концепций.

Только изучать процессы ассимиляции чрезвычайно трудно, ведь внимание надо сосредоточивать на деталях: на том, как, при каких условиях, когда, в каком направлении протекали ассимиляционные процессы в каждом конкретном случае. Решающее слово здесь за исторической демографией, исторической социологией и подобными им дисциплинами, которые еще только стремятся конституироваться в качества самостоятельных направлений исследований.

Но и здесь уже делаются очень интересные наблюдения. Так, А. Медведев, сравнив свидетельства генетической преемственности населения Беларуси и проникновения иных этнических групп, делает вывод, что поскольку следы переселенцев не сохранились в генофонде, их численность вряд ли превышала 5–10 %. Фактически, это означает, что упомянутые мигранты физически были полностью ассимилированы, но они существенным образом причастны к коренному изменению языкового ландшафта на территории будущей Беларуси. Ассимиляция местных (балтских) племен могла происходить только в условиях славяноязычного города, который доминировал над сельским округом, а это, бесспорно, «приводило и к сохранению во всех сферах материальной и духовной культуры черт предыдущего населения» (33).