Оставалось только положиться на удачу. Когда выносили больных, санитары в большинстве случаев оставляли двери домов открытыми. Надо было просто-напросто выбрать брошенный незапертый дом и устроиться в одной из комнат, избегая помещения, в котором находился умирающий.
Молинас уже приглядел себе подходящий двухэтажный дом со стрельчатыми окнами и деревянным портиком, но тут счастливый случай, а может, знак судьбы заставил его поменять планы. Из глубины улочки, освещенной луной, к нему быстрым шагом приближался юноша во фраке с буфами и в облегающих красных бархатных штанах. Он видел парня в «Ла Зохе» — тот сидел справа от Рабле — и слышал, как Нотрдам называл его Жаном. Жан Педрие? Не следовало излишне надеяться, хотя это явно был студент. Но попытать счастья стоило.
Молинас вышел на середину улочки и, сделав серьезное лицо, обратился к юноше:
— Господин Мишель де Нотрдам, если не ошибаюсь? — И быстро добавил: — Какая удача, что я вас разыскал! Поглядите, что сделали с моей рукой!
— Я не Мишель де Нотрдам, но я его знаю, — ответил студент. — Мы вместе живем. — Он не мог не бросить беглого взгляда на раненую руку и окровавленный плащ. — О господи, кто это вас так?
— Мародеры, — ответил Молинас, притворяясь, что ему с трудом дается каждое слово. — Они грабят брошенные дома, и всякий, кто воспротивится, напорется на нож.
Студент бережно отвернул плащ и осмотрел рану.
— Похоже, что это не нож, скорее, поработали кинжалом. А почему вы ищете именно Мишеля де Нотрдама?
— Мне сказали, что он врач необыкновенного таланта.
Студент поморщился:
— Он не врач, всего лишь медицинский бакалавр, как и я. А что до таланта… Конечно, он считает себя талантливым. — Он указал в глубь улочки. — Пойдемте, я отведу вас в лазарет, там найдется все, чтобы оказать вам помощь.
Молинас изобразил ужас:
— Нет-нет, я пока, слава богу, не заразился чумой. Не хочу попасть к зараженным!
Парень немного подумал, потом сказал:
— Послушайте, здесь совсем недалеко пансион, где я живу. Если пойдете со мной, я смогу наскоро наложить вам повязку. Только быстро, меня ждут.
— Буду вам очень признателен, господин…
— Жан Педрие. Пойдемте, не будем терять времени.
И Молинас вновь направился к университетскому пансиону. Большую часть пути Педрие шел молча. Света никто не зажигал, и все внимание студента уходило на то, чтобы обходить лужи, сточные канавы и груды домашнего скарба, который выкидывали из домов санитары, выискивая себе добычу. Потом, словно озвучивая давно зревшую в нем мысль, студент спросил:
— Кто сообщил вам про Мишеля де Нотрдама? Я уже сказал, что мы вместе живем. Не думал, что он так знаменит.
Уловив в голосе собеседника едва заметную нотку зависти, Молинас решил, что эта зависть нуждается в подпитке.
— О, я уверен в том, что он знаменит. Я приехал из Испании, и там я слышал его имя от одного из тех, кто учился с ним в Авиньоне. Я думал, что там он и получил диплом.
— Он действительно учился в Авиньоне, — бросил Педрие, — но диплома не получил. Его учебу прервала вспышка чумы в Бордо и оккупация Прованса коннетаблем Бурбонов. Поэтому, как только наступил мир, он, после нескольких лет бродяжничества, объявился здесь, в Монпелье. Он записался на курс доктората и нынче собирается его заканчивать.
— А правда, что в Бордо он был ассистентом знаменитого медика, Ульриха?…
— Ульриха из Майнца. Он больше чем врач, он скорее колдун. Ульрих лечил зачумленных, вырезая у них на плече крест и орошая его мышиной кровью. Подумать только! — Тем временем они добрались до двери пансиона. Возясь с замком, студент продолжал: — Думаю, дурная слава Мишеля идет от деда Сен-Реми, аптекаря, который получал травы из Индии и Китая. Да еще от книг, которые добрый христианин читать остережется.
Последняя фраза заставила Молинаса вздрогнуть от радости. Входя в знакомую комнату, он нарочито равнодушно спросил:
— Книги? Что за книги?
— Сами увидите. — Педрие смущенно остановился возле кровати. — Похоже, Мишель был здесь вечером. И, как всегда, оставил беспорядок. — Он собрал разбросанные по кровати книги. — Поглядите-ка! Он разбросал свою макулатуру на моей половине, словно он один тут живет!
Молинас подождал, пока завистливая ярость, охватившая Жана, немного поутихнет, но не настолько, чтобы исчез ее горький осадок.
— Это и есть запрещенные книги, о которых вы говорили?
— Нет, те он прячет. Сейчас я вас перевяжу, а потом, может, и покажу эти книги.
Педрие, устроившись на кровати, достал из источенного червями ларя несколько бинтов и велел Молинасу обнажить руку. Увидев рану, он присвистнул.
— Ух ты! Оружие было, наверное, острое как бритва. Кинжал, достойный сикария[10]
.— Этот народ на все способен, — загадочно пробормотал Молинас.
Студент промыл ему рану водой из кувшина и наложил широкую тугую повязку.
— Если кожа вокруг раны начнет опухать, что вполне возможно, делайте холодные примочки, и отек скоро спадет.
Стало ясно, что теперь он постарается как можно быстрее выпроводить иностранца. Молинас же стремился к своей цели: