Скалли являлась основой всего процесса, если на него находило настроение быть честным с самим собой. Ему нравилось открывать для нее дверь, смотря, как ароматный полог ее волос мелькал под его рукой, когда она аккуратно устраивалась в салоне, принимая его привычный рыцарский жест без всяких возражений. Ему нравилось то, что она не чувствовала себя униженной этим, в отличие от Дианы. Ему нравилось делать такие незначительные, но приятные для нее жесты. И ему нравилось, что она позволяла ему это.
Ему также нравилось спорить с ней насчет выбора радиостанции, выясняя в процессе, в чем их вкусы совпадали, а в чем различались. Она едва выносила его любовь к Принцу, а он находил музыку Clash несколько грубоватой. Им обоим нравилась классика, но он предпочитал драму Холста в стиле «Звездных войн», тогда как она – достоинство и точность Баха. Больше всего, однако, ему нравилась тишина, когда радио было выключено и слышался лишь низкий рокот шоссе, изолирующий их от мира, пока Скалли спала. Ему нравилась теплая масса ее тела, ее узкое угловатое лицо, как у ворчливого лисенка.
Вот и сейчас она спала, и, может быть, он на это и рассчитывал. Может быть, он забронировал самый ранний рейс из всех возможных, предвкушая, как ее милая голова будет покоиться на его плече по окончании тряски при взлете, и слушая устойчивый тайный ритм ее дыхания, помогающий ему коротать время в дороге.
Он сунул руку в подставку для стаканов и закинул очередную семечку в рот, вытягивая из нее соль языком. Раскусив ее, он добрался до ядрышка и разжевал его, после чего приоткрыл окно и выплюнул шелуху. Землистые запахи канолы и нагретой на солнце пшеницы проникли в салон вместе с ветром.
Скалли что-то пробормотала во сне, и было нечто настолько интимное в этом звуке, что у Малдера защипало в глазах.
Он вспомнил тускло освещенный флуоресцентными лампами коридор онкологического отделения, ее обутые в тапочки ноги, ее исхудавшее, как у птички, тело, утопающее в затертом халате. Ее размеренный поэтизм, не предназначенные для его глаз строки в блокноте, написанные синими чернилами ее элегантным почерком. Неправильность всего этого – основа его существования, его цельнометаллическая Минерва, его обитающая на высоком пьедестале богиня-воительница стала вдруг хрупкой, уязвимой и болезненно человечной.
– Я не позволю этому победить, – сказала она, и в ответ он почти поцеловал ее.
Почти.
Но впервые за всю свою жалкую жизнь он не стал перетягивать одеяло на себя, потакая своим желаниям. Скалли не нужен был любовник. Ей нужен был друг, напарник, кто-то, кто будет бороться бок о бок с ней. И этого было достаточно. Должно было быть достаточно.
Он подумал о женщине, которая когда-то впервые вошла в его офис, и о том, что увидел в ней даже тогда: ее силу, ее огонь, ее достоинство. Его преследовали мысли о том, какой была бы ее жизнь без него.
Он сглотнул комок праведного гнева, который подступал к его горлу, словно желчь, сделал глубокий, успокаивающий вдох и попытался вернуть все свое внимание на дорогу.
Неудивительно, что городок назвали Хорайзеном.(4) Земля здесь была плоской, бескрайней и золотистой, разделенной пополам бесконечными небесами. Поля были усеяны скотом; пятнистые животы и невозмутимые морды животных вызывали приступ вины за хищную натуру человека. Ничто не отвлекало его внимания, кроме время от времени появлявшегося табуна коней или одиноко стоящего гниющего, покосившегося на ветру амбара. Отдаленные фермерские дома, аккуратные ряды проржавевших зернохранилищ. Открытые пространства вокруг помогли ему почувствовать себя лучше. Даже моложе. Возникало такое ощущение, как будто его грудная клетка расширялась с каждой милей.
Скалли немного сместилась во сне, и он мельком глянул на нее. Ее губы были влажными и слегка приоткрытыми, на коленях покоилась развернутая дорожная карта поверх папки с фотографиями и полицейскими отчетами. Пока он смотрел на нее, машина наехала на ограждение против прохода скота, и от толчка она проснулась. Малдер мысленно пнул себя за слишком быструю езду и за то, что в итоге разбудил ее, но при виде того, как она потянулась, вздохнула и сонно моргнула ему, у него болезненно защемило сердце.
– Привет, Рип. (5) С возвращением на нашу грешную землю. Сейчас, – дурачился он, пытаясь ее насмешить, – 2078 год, и, должен сказать, ты выглядишь довольно сносно для 114-летней. В чем твой секрет?
– М-м. – Скалли не рассмеялась, но робко улыбнулась,втянув голову в плечи, что было почти так же хорошо. – Извини, – зевнула она, – мало спала прошлой ночью. И, кстати, грубо с твоей стороны указывать женщине на ее возраст. – Она покосилась на него.
– Думала о расследовании?