Преемники: от царей до президентов

Впрочем, императрица всерьез, кажется, на это и не рассчитывала. В присущей ей манере она просто вбросила в российское общество, как в воду, пробный камень и внимательно всматривалась в круги, которые от него пошли. Как писала сама Екатерина:

Комиссия дала… свет и сведения о том, с кем дело имеем и о ком пещись надлежит.

Часть из опыта работы комиссии она, проанализировав, использовала в ходе реформ. Другие проблемы предпочла оставить в наследство потомкам.

Однажды, объясняя собеседнику, почему ее распоряжения всегда беспрекословно исполняются, Екатерина сказала:

Это не так легко, как ты думаешь. Во-первых, повеления мои, конечно, не исполнялись бы с точностию, если бы не были удобны к исполнению; ты сам знаешь, с какою осмотрительностию, с какою осторожностию поступаю я в издании моих узаконений. Я разбираю обстоятельства, советуюсь, уведываю мысли просвещенной части народа и по тому заключаю, какое действие указ мой произвесть должен. И когда уж наперед я уверена в общем одобрении, тогда выпускаю я мое повеление и имею удовольствием то, что ты называешь слепым повиновением… Будь уверен, что слепо не повинуются, когда приказание не приноровлено к обычаям, ко мнению народному и когда в оном последовала бы я одной моей воле, не размышляя о следствиях.

Можно предположить: многое из того, что обычно приписывают екатерининской страсти к саморекламе, на самом деле было лишь своего рода тактической уловкой. Шумная дискуссия, возникавшая вокруг очередного замысла, давала ей возможность довести проект до ума либо совсем отказаться от идеи.

Обычно чем авантюрнее оказывался план, то есть чем хуже "башмак" налезал на русскую ногу, тем дольше он обсуждался, тем меньше шансов имел на практическую реализацию. Повторюсь: в искреннем стремлении угадывать желание подданных у Екатерины нет аналогов в русской истории.

Был и еще один резон, который делал ее сторонником эволюционных изменений, мягким реформатором, а не революционером. Екатерина хорошо знала всемирную и русскую историю. Она понимала, что ее возможности, как бы решительно она ни действовала, ограничены. "Что бы я ни делала для России, — писала она, — это будет капля в море!"

Там, где она не могла изменить все, старалась изменить положение хотя бы частично. Когда Сенат воспротивился идее императрицы отменить практику пыток, заявив, что в этом случае "никто, ложась спать, не будет уверен, жив ли он встанет поутру", Екатерина, не отменяя пытки гласно, разослала тем не менее секретное предписание, чтобы судьи основывали свои действия на X главе "Наказа", где пытка осуждена как дело жестокое и крайне глупое.

Будучи не в силах изменить суть, Екатерина меняла хотя бы форму — в 1776 году императрица приказала в прошениях слово "раб" заменить определением "верноподданный". И это не канцелярская мелочь, как может показаться на первый взгляд. Политик и литератор, государыня знала силу слова, способного, как вода, медленно, но неуклонно точить камень.

Екатерина, бесспорно, была тщеславна, этот грех за ней водился, но знала меру. Стоит напомнить, что она сама отказалась от поднесенного ей Сенатом титула "Великая".

В письме своему другу и постоянному корреспонденту немецкому барону, писателю и дипломату Фридриху Гримму уже прославленная в Европе императрица писала:

Оставьте глупые прозвища, которыми некоторые мальчишки захотели украсить мою седую голову, и за таковую ветреность им надавали щелчков… Мое имя Екатерина Вторая.

Преемник и политическая элита

На вопрос о том, кто в России сильнее, первое лицо государства или политическая элита, ответить совсем не просто. На память приходит не так уж и много имен тех, кто в полной мере сумел переломить сопротивление своего окружения. До революции это сделали трое: Иван Грозный. Петр I и (отчасти) Александр II, буквально продавивший отмену крепостного права. После революции — Ленин (Брестский мир, нэп) и, конечно, Сталин. В остальных случаях либо первое лицо мирно сосуществовало с элитой, либо вступал в силу старый негласный закон "самодержавие (единовластие) в России ограничено удавкой".