Префект

– По мне, так это значит класть все яйца в одну корзину, – поморщился Криссел.

– А вы предпочитаете швырять яйца одно за другим, пока они не кончатся?

– Я за разумные ответные действия, а не за горячку. Не следует ставить на карту сразу все наши…

– Если хотим вернуть анклавы, действовать нужно сейчас же, – перебил его Дрейфус. – Захватчикам наверняка сложно контролировать местное население, поэтому атаку небольшого, но скоординированного отряда префектов они не смогут отразить. В общем, шанс у нас есть, но он тает на глазах.

В штаб вернулся Гаффни, отлучавшийся по какому-то делу. Дрейфус с удивлением заметил, что лоб старшего префекта блестит от пота. Зачем Гаффни надел тяжелую черную перчатку и бронекостюм для осваивающих хлыст-ищейку?

– Мелодрамой тут попахивает, но Дрейфус прав, – заговорил Гаффни, глядя только на старших префектов. – Мы не в состоянии выделить ни четыре внутрисистемника, ни даже два. Зато у нас есть один, готовый к старту. За десять минут можно посадить в него пятьдесят префектов. Даже больше, если передвинем смены.

– Им понадобятся боевые скафандры и оружие для действий в особой обстановке, – напомнил Криссел.

– Доспехи не проблема, а вот оружие до сих пор под запретом, – смутился Гаффни. – Кризис разразился так внезапно, что мы не провели референдум о возможности применения оружия.

– Джейн уже провела бы его, – проговорил Дрейфус. – Не сомневаюсь, что она хотела организовать референдум в мое отсутствие.

– Еще не поздно, – вмешалась Бодри. – Я воспользуюсь своим законным правом и объявлю о внеочередном референдуме. Результат узнаем минут через двадцать и еще успеем снарядить внутрисистемник.

– Если жители анклавов нас не подведут, – вставил Дрейфус.

– Не подведут. Я очень популярно объясню, для чего нам необходимо оружие.

– И добавите к нашим проблемам новую вспышку волнений? – спросил Гаффни, скептически наклонив голову. – Будьте очень осторожны. Если жители анклавов разнюхают, что дело не в простом конфликте с ультра, придется сдерживать массовую панику.

– Я буду предельно осмотрительна, – с невероятным самообладанием пообещала Бодри.

– Надеюсь, анклавы проголосуют, как нужно нам, – вмешался Дрейфус. – Но даже в этом случае одного внутрисистемника мало.

– Больше мы сейчас отправить не сможем, – заявил Гаффни. – Либо один, либо вообще ничего.

– Я согласен на один, – вздохнул Дрейфус. – При условии, что мне позволят командовать ударной группой.

С минуту в штабе царило молчание. Дрейфус чувствовал смятение других префектов. Лететь к Дому Обюссонов не хотелось никому.

– Операция связана с колоссальным риском, – предупредил Гаффни.

– Да, понимаю.

Бодри устремила на Дрейфуса проницательный взгляд.

– Полагаю, Дом Обюссонов станет первым пунктом назначения.

– Это самая легкая мишень, – без малейших колебаний ответил Дрейфус. – Отвоевать этот анклав будет проще всего.

– А если Талия Нг в другом месте?

– Нет, она там, – заверил Дрейфус.

* * *

На Блистающем Поясе происходило нечто экстраординарное. Подобного не было ни в последние одиннадцать лет, ни в течение тридцати лет до этого. За исключением четырех уже потерянных анклавов, оно затронуло каждый из остальных, независимо от статуса и общественного строя. Там, где подключались к абстракции высокого уровня, например в Солипсисте Безайле, в Дримхейвене, в «карусели» Нью-Джакарта или в сотне подобных космических поселений, местную реальность, причудливую, непостижимо эксцентричную, грубо прервали ради незапланированного объявления, поступившего из прозаичных глубин немодифицированной реальности. В большинстве типично демархистских государств жители почувствовали, что в сознание вторглась незваная гостья, мгновенно подавив нервный стрекот бесконечных голосований и опросов. В умеренных государствах, где абстракция применялась не так интенсивно, граждане услышали тревожные сигналы браслетов или увидели новые окошки в поле зрения оптических имплантатов, контактных линз, моноклей и очков. Разумеется, окошкам эти люди уделили должное внимание. В государствах, где процветала биомодификация, граждан оповестили изменения физиологии, собственной или ближайшего окружения. На коже проступили двухмерные дисплеи, тела преобразовались в живые скульптуры, способные передать сообщение. В добровольных тираниях граждане останавливались у стен домов: портреты местных деспотов внезапно заслонило лицо незнакомки.