Прегрешения богов

   — Здесь они только часовые, — отмахнулся Дойл. — На часах постоять кто угодно может. Личная охрана — совсем другой уровень ответственности.

   — Либо мы им доверяем, либо пора отсылать их прочь, — сказал Рис.

   Дойл с Холодом переглянулись, после паузы Дойл сказал:

   — Я не настолько в них не уверен.

   — Тогда доверь хотя бы некоторым из них охранять Мерри, — предложил Баринтус. — Они уже начали думать, что им никогда не будут доверять из-за их связанного с Келом прошлого.

   — Откуда ты знаешь? — спросила я.

   — Они веками служили королеве и принцу, им нужен командир. Ты их слишком часто отсылаешь сюда, им поневоле приходится подчиняться мне.

   — Но ты ими не командуешь, — сказал Рис.

   — Нет, командует ими принцесса, но ваше желание держать их на расстоянии ради предосторожности создает вакуум власти. Они напуганы новым для них миром и не понимают, почему Мерри не возьмет часть из них во фрейлины.

   — Это человеческий обычай, который переняли в Благом дворе, — отмахнулась я. — У королевы Неблагого двора фрейлин нет.

   — Это верно, но из тех стражниц, кто перешел к тебе, многие дольше прожили при Благом дворе, чем при Неблагом. Они обрадуются знакомому обычаю.

   — А не ты этому знакомому обычаю обрадуешься? — спросил Рис.

   — Не понимаю, что ты имеешь в виду.

   — Понимаешь. — Тон у Риса был даже слишком серьезный.

   — Нет, не понимаю.

   — Тебе не идет напускное простодушие, морской бог.

   — Тебе тоже, бог смерти, — сказал Баринтус с ноткой раздражения в голосе. Не то чтобы злости — я еще ни разу не видела, чтобы он по-настоящему злился, но все же между ним и Рисом появилось некоторое напряжение.

   — В чем дело? — спросила я.

   Ответил мне Холод.

   — Из твоих приверженцев эти двое самые могущественные.

   Я повернулась к нему.

   — И какое это имеет отношение к их неладам?

   — Они заново обретают силу и начинают пробовать рога, как бараны по весне.

   — Мы не животные, Убийственный Холод.

   — Поэтому ты мне напоминаешь, что я не урожденный сидхе, а также что я не приплыл на берега нашей прежней родины среди прочих детей Дану. Напоминаешь, всего лишь назвав старым прозвищем. Да, я был Убийственным Холодом, а прежде и того меньше.

   Баринтус молча на него смотрел. Потом сказал:

   — Возможно, я и впрямь до сих пор расцениваю как низших тех из сидхе, кто вышел из малых фейри. Я этого не хотел, но и отрицать не могу. Мне тяжело видеть тебя супругом принцессы и одним из будущих отцов ее детей, притом что тебе никогда не поклонялись и был ты прежде не более чем мелким духом, расписывающим окна узорами.

   Никогда не подозревала, что Баринтус не ставит наравне урожденных сидхе и тех, что начинали жизнь как малые фейри. Я даже не пыталась скрыть свое удивление.

   — Ты никогда ничего подобного не говорил, Баринтус.

   — Я был бы рад любому отцу твоих детей, если бы он возвел тебя на трон, Мередит. Мы потом сумели бы упрочить твое положение.

   — Ты ошибаешься, Баринтус. Если бы я приняла корону, на меня продолжались бы покушения, и кто-то из нас их бы не пережил. Неблагой двор никогда меня не примет.

   — Мы бы заставили их признать твою власть.

   — Ты все время повторяешь «мы», Делатель Королей. Кто эти «мы»? — спросил Рис.

   Мне припомнилось вчерашнее предостережение Риса.

   — Мы — это мы. Принцесса и ее знатные приверженцы.

   — Кроме меня, — отметил Холод.

   — Я так не говорил, — сказал Баринтус.

   — Но подразумевал? — спросила я, протягивая руку Холоду. Прямой и гордый, он встал рядом со мной, я прислонилась головой к его ноге.

   — Правда ли, что тебя короновала сама страна фейри с благословения лично Богини? — ответил он вопросом. — Точно ли ты носила корону Луны и Сумерек?

   — Да.

   — А Дойл точно был увенчан короной Терна и Серебра?

   — Да, — сказала я, поглаживая пальцем руку Холода и чувствуя под щекой успокаивающую твердость его бедра.

   Баринтус закрыл руками лицо, словно ему невыносимо стало на нас глядеть.

   — Да что с тобой? — спросила я.

   Он сказал, не отнимая рук от глаз:

   — Ты ведь победила, Мерри, неужели ты не понимаешь? Ты завоевала трон, а ваши короны заставили бы замолчать любого несогласного.

   С глубоко несчастным видом он опустил руки.

   — Ты напрасно так в этом уверен.

   — Даже сейчас, у меня на глазах, он рядом с тобой — тот, ради кого Ты отдала все.

   Я наконец поняла, что выводило его из себя, — или подумала, что поняла.

   — Ты расстроен, что я пожертвовала короной ради жизни Холода.

   — Расстроен, — повторил он и саркастически рассмеялся. — Нет, я бы так это не назвал. Если бы такая милость была дарована твоему отцу, он бы знал, как следует поступить.

   — Мой отец на долгие годы покинул страну фейри, чтобы спасти меня.

   — Ты — его ребенок.

   — Любовь есть любовь, Баринтус. Что родительская, что любая другая.

   Он презрительно фыркнул.

   — Женщина. Наверное, для тебя такие материи могут стать мотивом. Но ты, Дойл? — Он повернулся к черному стражу. — Ты, Дойл, отдал все наши мечты за жизнь одного сидхе. Зная, что станется с двором и всем нашим народом при безумной королеве и династии без наследника.

   — Я ожидал либо гражданской войны, либо убийства королевы, и затем смены династии.

   — Как ты мог поставить единственную жизнь выше блага всего твоего народа?