Прегрешения богов

— Да, — ответил Дойл.

Паренек улыбнулся, весело сверкнув кольцами в носу и в нижней губе.

— У меня тоже.

Матильда потрепала меня по руке:

— Ты что-то бледненькая. У тебя беременность обжорная или голодная?

— Какая-какая? — нахмурилась я, не поняв.

— Бывает, что женщина, пока с животом ходит, всю дорогу хочет есть, а другая на еду даже смотреть не может.

Лоб у меня разгладился.

— Ужасно хочется жареного мяса. Белков.

Она снова ослепила меня улыбкой:

— Этому горю мы поможем. Харви, пожарь мяса для принцессы! — крикнула она через плечо.

Он начал было ныть насчет фотографов и прочего, но она повернулась и наградила его таким взглядом, что он молча пошел и стал делать что велено. Но наверное, недостаточно шустро на ее вкус, потому что она еще раз похлопала меня по руке и ушла к нему — помогать или надзирать, не знаю.

Мы все делали вид, что не замечаем растущей толпы людей, облепивших окна и дверь. Я старательно отворачивалась от вспышек и жалела, что забыла очки.

Парнишка-пикси, который, вероятно, был старше меня на пару веков, подобрался к Дойлу и Холоду.

— А вы прячете острые уши?

Холод не сразу понял, что вопрос задают ему.

— Нет, — сказал он.

Парнишка вытаращился еще больше:

— Так вы, значит, и внешне и внутренне — чистокровный сидхе?

— Нет, — снова сказал Холод.

— Я знаю, что сидхе бывают разные на вид.

— Я не более чистокровный, чем Дойл.

— Или чем я, — повернулась я в кресле.

Парень переводил взгляд с одного из нас на другого. И довольно улыбался.

У прилавка кашлянули, я повернулась это была та женщина с человеческого вида ребенком. Женщина нырнула в реверансе, сверкнув орлиными глазами. Малыш хотел последовать ее примеру, но она удержала его за руку.

— Нет-нет, Феликс, это принцесса фейри, а не людей. Тебе кланяться не надо.

Мальчик насупился, обдумывая сказанное.

— Я его няня, — сказала она, словно это было еще непонятно. — Няньки-фейри сейчас в большом спросе.

— Надо же, — вежливо удивилась я.

Она добродушно улыбнулась:

— Я-то Феликса теперь не брошу, я с ним с трех месяцев вожусь. Но могу порекомендовать кое-кого, если они сейчас свободны или хотят сменить место.

Я так далеко еще не загадывала, но…

— У вас есть визитная карточка?

Она улыбнулась, достала карточку из сумки, положила на столик и написала несколько цифр на обороте.

— Это мой домашний телефон, так что вам не придется обращаться в агентство. Там все равно не поняли бы, что у вас требования особые.

Я взяла карточку и положила в сумочку-кошелек, висящую на ремешке у меня на запястье, единственное, что я взяла с собой. Мы собирались на пляж, мне надо было иметь при себе удостоверение личности, а больше почти ничего.

Матильда принесла мне тарелочку с красиво сервированным мясом.

— Я бы еще гарнир положила, но когда леди в ожидании, не угадаешь, что класть.

Я ей улыбнулась:

— Так — просто отлично. Спа… Ох, простите. Я не должна была.

— Не волнуйтесь. Я не первый век среди людей живу. Одного «спасибо» не хватит, чтобы уложить эту брауни, а, Харви? — И она засмеялась собственной шутке. Харви за прилавком имел вид одновременно довольный и смущенный.

Мясо оказалось нежным, чуть-чуть недожаренным — точно как я хотела. Даже соли было именно столько, сколько надо — почти не было. Я заметила уже, что если я поддаюсь своим внезапным желаниям, вкус пищи кажется неземным. Интересно, всегда ли так бывает?

Матильда притащила себе кресло, няня, которую звали Агнес, сделала то же самое. Похоже было, что мы здесь надолго. Репортеры нас буквально осадили: снаружи собралась уже такая толпа, что началась давка. Передние пытались сдать назад, но за ними было слишком много народу.

Дойл и Холод остались стоять, наблюдая за людьми снаружи. Юный панк стоял вместе с ними, явно наслаждаясь их обществом. Вот он принялся демонстрировать Дойлу и Холоду татуировку у себя на плече.

Матильда послала Харви за кофе. Я с удивлением поняла, что впервые за месяц или больше сижу в компании женщин и не обременена обязанностями принцессы или детектива, и вообще не несу ответственности за всех и каждого. С нами из волшебной страны уехали несколько женщин-сидхе, но все они раньше служили в гвардии принца. Несколько столетий они состояли в страже моего отца, принца Эссуса, а он был дружелюбен, но не слишком. Он настолько же щепетильно соблюдал личные границы, насколько королева, его сестра, ими пренебрегала. Она считала свою гвардию личным гаремом и игрушками для пыток, а он своих стражниц уважал. У него были среди них любовницы, но секс среди фейри не считается чем-то постыдным. Просто так принято.

Женщины-стражницы готовы были отдать за меня жизнь, но вообще-то они должны охранять принца, а принцев, в Неблагом дворе не осталось. Последнего я убила, не дав ему убить меня. Стражницы его потерю не оплакивали — он был садист не хуже своей матушки. Нам пока удается скрывать от прессы, сколько стражей — и мужчин, и женщин — прошли через его камеру пыток.