Преисподняя

Накануне Першин заехал в горный институт, вскоре в штаб доставили необходимое оборудование: сейсмостанции «Талгар», ультразвуковые приборы с набором преобразователей, установку «Гроза» для определения акустической эмиссии и мощный немецкий определитель электромагнитной эмиссии с вращающейся кольцевой антенной. Эти приборы могли с поверхности или из тоннеля указать тайные подземные сооружения или пустоты, но таскать их с собой было неудобно; их наладили и поставили на машину сопровождения, чтобы использовать в случае нужды, а с собой взяли два маленьких легких черных ящичка в матерчатых чехлах — приборы, которые по скорости распределения упругих волн в среде могли определить скрытые проемы, щели, ниши, проходы в грунте и замаскированные пустоты в стене, за стеной и даже за чугунным тюбингом или в бетоне.

Перед выходом Першин собрал разведку.

— Тот человек перед прыжком в шахту что-то крикнул. Для меня это важно, но я не уверен, что понял правильно. Пусть каждый напишет то, что слышал, на бумаге.

Он смотрел, как они пишут, его разбирало любопытство. Когда он заглянул в листочки, то понял, что не ошибся: в большинстве записок стояло лишь одно слово: «Сталин!»

9

Передача была объявлена заранее, пропустить Бирс не мог. Он отпросился у Першина, тот высказал досаду, но узнал, о чем передача, и отпустил.

Бирс любил запах павильонов, студийную суету, сосредоточенную тишину аппаратных, но больше всего ему нравилось работать в прямом эфире. Это напоминало прогулку по минному полю или по краю пропасти: на каждом шагу таилась опасность, и он, как игрок, испытывал возбуждение, когда предстояло схлестнуться с кем-то на глазах у страны; в предвкушении схватки его разбирал азарт.

Сегодня был особый случай: Бирс встречался с полковником-депутатом, который не скрывал, что уповает на военный переворот и даже угрожал во всеуслышанье, что армия возьмет ответственность за судьбу страны на себя.

Когда пошел эфир, они сидели друг против друга за столом, и Бирс, как водится, представил гостя зрителям.

— Вы — инструктор по агитации и пропаганде политического отдела воинской части, не так ли? — спросил он полковника.

— Так точно, — улыбчиво подтвердил депутат, но держался настороженно, зная, что в разговоре его на каждом шагу ждет подвох.

Яркие осветительные приборы отражались в очках полковника, большой рот придавал лицу хищное выражение, и когда он улыбался, в улыбке читалось нечто плотоядное и зловещее: это была улыбка удава, разглядывающего кролика.

— О чем вы мечтали в детстве? — неожиданно спросил Бирс.

— В каком смысле? — не понял собеседник, и на его лице появилась озабоченность.

— Мальчишки обычно хотят быть летчиками, шоферами, пожарными… Мне трудно представить мальчишку, который хотел бы стать инструктором по агитации и пропаганде, — приветливо улыбнулся Бирс и увидел, как за стеклами очков злобно и холодно блеснули глаза депутата.

— А вы мечтали стать журналистом? — спросил полковник с деланным добродушием.

— Я им стал.

— А я мечтал стать маршалом.

— Но политработник не может стать маршалом.

— Согласен на генерала.

— А вам не кажется, что у нас и без того много генералов.

— У нас их столько, сколько нужно.

— Только в главном политическом управлении сотни генералов.

— Это нам решать.

— Однако налогоплательщикам не безразлично, куда идут деньги. Я служил в армии. У нас в части был кот по кличке Замполит, вечно спал в столовой.

Полковник осуждающе покачал головой.

— В любой армии есть службы, отвечающие за моральную подготовку и боевой дух.

— Правильно. Но там специалисты, психологи… Наши политработники понятия об этом не имеют.

— В каждой армии свои особенности. Нам нужны политработники.

— Но тогда каждая партия захочет иметь в армии своих политработников.

— Исторически сложилось так, что воспитательную работу в армии ведут коммунисты. Я думаю, нет смысла ломать традиции.

— Это мнение заинтересованного лица. Вы не можете сказать: да, правильно, мы не нужны. По правде сказать, я не могу представить себе здорового мужчину, или, как говорят, мужика, у которого руки-ноги на месте, голова в порядке, а в графе «профессия» записано: инструктор по агитации и пропаганде.

Разговор напоминал бокс: обмениваясь ударами, соперники кружили по рингу, уклонялись, ныряли, делали ложные выпады, готовя тяжелый удар апперкот или свинг.

— Такие, как вы, растлевают армию, подрывают боевой дух. Политработники мешают вам, — сказал полковник. — Мы можем потребовать, чтобы вас уволили, не боитесь? — стекла очков победно сверкнули, депутату показалось, что он послал противника в нокдаун.

— Если меня уволят, я найду работу в другом месте. А вы? Если вас уволят, куда вы пойдете? — поинтересовался Бирс.

— О, нам всегда найдется работа, — многозначительно усмехнулся полковник.

— Как вы понимаете патриотизм? — спросил Бирс.

Полковник не торопился с ответом, размышлял, взвешивал каждое слово.

— Патриотизм — емкое понятие, которое означает поступки, слова, мысли, характеризующие любовь к Родине, — сказал он веско, как ученый, выводящий точную формулу.