Преисподняя

— Занят… — понятливо покивал Федосеев. — Так и мы заняты, кто сейчас свободен? Все заняты. Но одни об отечестве пекутся, а другие о себе. Неужто минуты свободной нет? Ради общего дела… — Федосеев говорил благожелательно, с мягким укором, сердечно, с дружеским сожалением. — Ты что думаешь, дружок, у нас танцы под радиолу? Захотел, пришел, захотел, ушел. Нет, милый, у нас организация. Серьезное дело. Ты что это вздумал? Вступил, изволь работать.

— Когда это я вступал? — удивился Ключников.

— Ты тут не ерничай, с огнем играешь. Не вступил разве? А деньги кто получал?

— Деньги я за работу получил. Я их отработал.

— Отработал… Ты учеников своих бросил, — с горечью напомнил Федосеев и улыбнулся скорбно. — Нехорошо.

— Я не нанимался. Сколько мог, столько дал. Может, хватит на сегодня? Я ночь не спал.

— О-о, вон как заговорил… — с грустной усмешкой пожурил его Федосеев. — Ты думаешь, от нас так просто уйти? К нам попасть трудно, а уйти еще трудней.

Пока шел разговор, молодцы, которых привел Федосеев, стояли вокруг, изображая опытных, видавших виды охранников. Но они не были профессионалами, он сразу их раскусил, это были самоучки, поигрывающие мускулами. Им явно льстила их роль, но они не бывали в серьезных делах, не смотрели смерти в глаза, они просто рисовались, выдавая себя за тертых калачей, крутых ребят, с которыми шутки плохи; они нравились себе, но они были любителями и не подозревали, что можно в один миг распрощаться с жизнью.

Как опытный профессионал, Ключников никогда не лез на рожон. Зная последствия, он всегда старался избежать столкновения, медлил в надежде, что обойдется. Судя по всему, его пытаются проучить, однако слишком они были уверены в себе, в своем превосходстве: парни играли в сильных и смелых мужчин, которым сам черт не брат.

— Запомни, Сереженька: от нас так просто не уходят, — сердечно напомнил Федосеев.

— Угроза, — с каким-то странным удовлетворением отметил Ключников. Вы, Федосеев, поймите, я сам по себе.

— Нет, родной, тут или — или. Либо ты с нами, отлучку твою мы простим, либо держи ответ. У нас ведь не проходной двор. Ты сам к нам пришел, никто тебя не неволил. Так что решай… Мы пока с тобой мирно толкуем, но терпение наше на исходе.

Ключников был готов к отпору и сосредоточил внимание на стоящих рядом, чтобы отразить первый удар.

Сидя за рулем, Бирс поглядывал на сверкающую под солнцем реку. Прогулочные теплоходы неторопливо шли вверх и вниз по течению, иногда мимо проплывали большие груженные баржи, осторожно вписываясь в гранитные излучины реки.

Было тепло, солнечно, дремотно, и казалось, повсюду покой и безмятежность. Неожиданно Бирс почувствовал тревогу. Он знал за собой это свойство: без видимой причины вдруг появлялось смутное беспокойство, предчувствие опасности. Как правило, ощущение не было напрасным, надо было лишь прислушаться к себе, поймать его, не отмахнуться.

Бирс подъехал к тротуару, затормозил и стал напряженно думать. Он вспомнил, как, высадив Ключникова, краем глаза заметил стоящие поодаль машины. Едва Ключников скрылся в подъезде, из машин выскочили какие-то люди, поспешили за напарником следом. Антон не придал значения, голова была занята предстоящей встречей с Джуди, а сейчас он вспомнил и почувствовал беспокойство.

Бирс круто развернул машину посреди улицы и помчался назад.

Тем временем беседа в подъезде продолжалась.

— Ты, Федосеев, лапшу на уши мне не вешай. Я понимаю: это ты с ними воспитательную работу проводишь, — Ключников мотнул головой на свиту. Чтоб не дурили и от дела твоего не отлынивали. Хочешь показать, что их ждет? Напрасно, на мне не покажешь. Ты думаешь, шестерых привел? Зря, Федосеев. Они мальчишки, родители дома, вся жизнь впереди… А ты их под смерть подводишь.

— Ты о себе подумай, — напомнил Федосеев.

— Я — профессионал. Меня советская власть убивать научила. А ты молодняк привел. Убью или покалечу. Зачем? — он говорил неохотно, с мрачным недовольством, точно на него навесили обузу и хочешь-не хочешь, а повинность отбудь. И он видел, юнцы задумались, лица у них стали напряженными, в глазах появилась озабоченность, которая предшествует страху, словно навстречу повеял ледяной ветерок.

— Драться хочешь? — усмехнулся Федосеев. — Из-за еврейки?

— Это мое дело, — отрезал Ключников. — И ты, Федосеев, не лезь.

— Своих девушек мало? У тебя же невеста есть, Ключников. Чем тебя еврейка приворожила? С ней мы еще поговорим, — пообещал Федосеев.

— Только попробуйте, — хмуро сказал Ключников.

— Попробуем, попробуем… Пусть убирается. А нет, мы ей покажем дорогу, это я тебе обещаю.

— Кости переломаю, — бесстрастно сказал Ключников.

— О, крепко она тебя прихватила! Присушила. Кстати, она тебе изменяет на каждом шагу. У нее таких, как ты…

— Все, Федосеев, хватит! Надоел. В другой раз поговорим.

— Неужели? — криво улыбался Федосеев. — Это нам решать, родной.

— Ну так решай скорей. Я спать хочу.