Преисподняя. Адская бездна

«Ночь». Еще одна странная метафора. Даже в этом месте, лишенном света, люди цеплялись за привычные понятия, называя часы бодрствования днем, а время сна ночью. Несмотря на то, что их тела забыли, что такое солнце, а сны снились в окружении полутонов тьмы.

Они оставили Хаксли в неярком круге света.

«Спи, милая принцесса»,[1] — подумал Клеменс.

Мысленно он уже добавлял в сценарий скорбные строки о еще одной потере — докторе Хаксли.

Три дня они петляли по городу, отсняв огромное количество пленки. Это место напоминало Помпеи, с одной лишь разницей: мертвые не погребены в толще вулканического пепла, а висели в прозрачных наплывах. Болезнь убила их, а минеральные осадки обессмертили. Сотни и тысячи тел висели в отложениях углекислого кальция. Три ночи съемочная группа провела над тем местом, где нашел последний приют уродливый варвар. Теперь они свободны.

Выход из пещеры закрывал гигантский водопад. В воздух взмыла осветительная ракета. Водяная пыль расцвела многочисленными радугами, отмечавшими траекторию падения ракеты.

— Боже… — пробормотал один из байдарочников. Этим было все сказано.

Как и обещал дневник монахини, туннель находился сразу за центральным водопадом. Пещеры внутри пещер, соединяющиеся с другими пещерами. Словно швейцарский сыр.

Клеменс хотел, чтобы съемочная группа установила камеру и сняла, как он входит в туннель. Все сделали вид, что не слышат. Режиссер ждал, когда ворчание и хмурые взгляды выльются в открытый бунт, и вот теперь, когда это произошло, даже испытал облегчение. Наконец отпала необходимость в дальнейших угрозах. Можно просто подниматься.

Тропа уводила все выше и выше, гигантскими кругами. Ступени лестницы, вырезанные в скале подземной цивилизацией, которая, по мнению некоторых ученых, существовала здесь двадцать пять тысячелетий назад, стерлись до едва заметных выступов. Камень был скользким от влаги, приносимой теплым ветром, постоянно дувшим в спину.

Довольно скоро Хаксли передумала и решила догнать остальных. По этой причине Клеменс шел последним. Ее голос стал доноситься уже через час, но слышал его только Клеменс. Слов он разобрать не мог, но понял, что женщина явно напугана. Может, сели аккумуляторы? Хотя, скорее всего, Хаксли не могла найти вход в туннель. Растяпа.

Вскоре голос стал таким слабым, что на него можно было не обращать внимания. Почти. Шепот все же достигал его ушей.

— Джошуа…

Как ей это удается?

Стены туннеля сближались. Поток теплого воздуха снизу иссяк. Клеменс почувствовал, как пространство схлопывается вокруг него — звуки теперь распространялись иначе. Казалось, все стало ближе.

— Джошуа…

Он не обращал внимания.

На всем пути Клеменс постоянно искал мусор, кости и другие следы первой экспедиции. Ее финансировала корпорация «Гелиос», и в ней были ученые, солдаты и носильщики — всего более двухсот человек. Их путь начинался под Галапагосскими островами.

Клеменс и его съемочная группа из девятнадцати человек преодолели шесть тысяч миль — шли пешком, карабкались по скалам, сплавлялись на плотах. Они повторили путь экспедиции «Гелиоса», находя ее следы и восстанавливая картину постепенной гибели по рисункам на стенах, мусору, засохшим экскрементам, а ближе к концу и по костям. Куинн сравнивал обреченных исследователей с Льюисом и Кларком, пересекавшими Америку, — разве что их маршрут был втрое длиннее. Их тоже убили аборигены, эти так называемые хейдлы из геологической преисподней. Выжили только фон Шаде и разведчик экспедиции; они могли рассказать, что произошло, но предпочитали молчать. Разведчик исчез, не сказав ни слова. Монахиня сначала лечилась, потом замкнулась в науке. Тайна ждала раскрытия.

«Нашел — мое», — подумал Клеменс. Теперь эта история принадлежит ему: обрывки дневников и журналов, клочки форменной одежды, сломанные инструменты, а также продолговатые черепа, установленные на сталагмиты, и кости хейдлов, лежащих там, где их настигла болезнь… Все собрано и записано на широкоформатной пленке.

Карабкаясь вверх, они находили эмблемы хейдлов, вырезанные в камне. Одна из них указывала им путь. Простая, повторяющая спираль. На протяжении многих месяцев им встречались разные варианты этого символа, похожего на след от вспышки, только более изящные и витиеватые. И чем ближе они подходили к городу, тем сложнее и запутаннее становились спирали. Здесь, например, спираль была так искусно вплетена в арабеску, будто ее хотели спрятать.

Клеменс до сих пор не мог поверить, что дикие хейдлы некогда создали империю, включавшую весь этот лабиринт из ходов и туннелей. Когда человечество еще только училось добывать огонь, хейдлы уже строили огромный город, никогда не видевший солнца. Некоторые специалисты даже утверждали, что хейдлы обучили людей основам сельского хозяйства и металлургии.

Многие встретили это утверждение в штыки: «Они учили? Нас?» Теперь, проведя некоторое время под землей, Клеменс все понял — и ужаснулся. Почему бы не позволить скоту выращивать себе пищу, размножаться, скапливаться в городах и деревнях? Пусть нагуливают жир, прежде чем их утащат вниз.