— Значит, конец, бесповоротно конец? — посиневшими губами едва прошамкал старик из-под своих перин.
— Если вы имеете в виду то, что было связано с Регенсбургским сеймом, — то действительно все кончено, — ответил Вальдштейн. — Я срочно отбываю в Мемминген, чтоб поспеть туда раньше, чем привезут известие о моей отставке.
— И вы уже ничего, совсем ничего не предпримете против этого, Ваше Высочество?
Вальдштейн пожал плечами.
— Стало быть, вопрос о выплате мне задержанного жалованья окончательно заложат ad acta? — спросил Кеплер изнемогающим голосом.
— Придется вам с этим примириться, господин магистр. Примиряюсь же я кое с чем похуже, чем потеря вашего убогого жалованья. Право, я очень удивлен таким жалким результатом — ведь по вашим расчетам звезды мне благоприятствовали — но будущее покажет, быть может, это мнимое поражение было мне к добру. А пока желаю вам выздороветь — и до свиданья.
— Я не увижу вас больше, мне тоже конец, — сказал старый астроном. — Но если у вас есть минутка времени, прошу выслушать несколько слов — мне нужно сказать их вам, чтобы не отойти туда, откуда нет возврата, обремененным нечистой совестью.
Герцог, с нетерпением во взоре, прислонился боком к сундуку, в котором ученый держал свое платье.
— Слушаю, но, пожалуйста, покороче.
Преодолевая затрудненное дыхание, ученый начал:
— Ваше Высочество были моей последней и единственной надеждой на справедливость и на то, что я все-таки получу деньги, которые мне задолжал дом Габсбургов. Вы обещали мне…
— …что помогу вам в этом, когда совершится мой coup d'Etat, — уже с раздражением перебил его Вальдштейн. — Но он не получился, так зачем же напрасно тратить слова?
— Я не сказал главного, — прошептал старик. — Мне так важно было, чтобы вы не отказались от ваших замыслов, чтобы ничто не отвратило вас от них… и вот, когда вы попросили меня узнать у звезд, каковы ваши перспективы, я допустил — клянусь, впервые в жизни! — обман…
— Обман?! — заорал герцог. — Значит, звезды не были благосклонны ко мне?!
— Нет, далеко не так. — На глазах Кеплера выступили слезы. — И я скрыл от вас огорчительное и тревожное обстоятельство, что планета вашего злейшего врага Максимилиана Баварского в данное время господствует над планетой Его Величества императора, так что с самого начала было вероятно, что Максимилиан добьется своего. Вдобавок Марс переходит через Весы, а Сатурн через Скорпиона, а это означает, что мы переживаем период нарушений договоров и законов, побед интриг и предательств, а также неудач добрых намерений, направленных ко всеобщей пользе. Но так как вера часто творит чудеса, я надеялся, что Ваше Высочество своей верой в себя и силой своего гения преодолеют эти неблагоприятные влияния, — и умолчал о них. И вот вы потерпели поражение. Когда вчера в моем доме появился этот дерзкий молодчик, я понял, что мой обман, единственное пятно на всей моей репутации ученого, единственное прегрешение против принципов честности и правды, принятых мною для себя, оказался ни к чему. Этот человек, да будет мне позволено выразиться несколько аллегорически, был неумолимым посланцем небес. Прошу Ваше Высочество принять во внимание, что я действовал с лучшими намерениями, и простить мне, дабы я мог предстать пред трон Всевышнего свободным от чувства вины…
— Иди ты к черту, старый дурак! — вскричал Вальдштейн и вышел, хлопнув дверью.
Тем временем Петр, зашив письмо Маррадаса в полу кафтана, скакал на север Германии, навстречу шведской армии, которая, по слухам, высадилась в Померании.
Часть третья
ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ «ВАЛЬДШТЕЙН»
(продолжение)
СЫР, ЗАСТРЯВШИЙ В ГЛОТКЕ