Лазающий-Быстро встал на задние и средние лапы, его губы обнажили острые как иглы белые клыки, когда его накрыла волна ужаса. Она билась глубоко внутри него, пробуждая древний инстинкт – «дерись или беги» – который, хоть он и не знал, у его вида был общим с человечеством, но это был совершенно не
Потребовалось мгновение на то, чтобы он понял, и все же это было так. Это был не его страх, а детеныша двуногих, и даже когда страх детеныша обрушивался на него, он чувствовал новый всплеск ощущения чуда. Он был все еще слишком далеко от двуногого. Он знал, что никогда бы не смог почувствовать мыслесвет другого из Народа на таком расстоянии, но мыслесвет этого двуногого полыхал в нем, как лесной пожар, призывая его на помощь, даже не сознавая, что способен на такое, и ударил его как плеть. Он разок потряс головой, а потом промчался кремово-серым вихрем вдоль линии сетевого дерева, и его пушистый хвост развевался сзади.
Стефани исполнилась отчаяния.
Гроза почти настигла ее – первые белые дробинки града заколотили по натянутому покрытию дельтаплана – и без антиграва она уже давно бы свалилась. Но даже антигравитационное устройство не сможет спасать ее от растущей турбулентности далее, и…
Ее мысли оборвались, когда спасение внезапно замаячило перед ней. Черный, неровный шрам старого лесного пожара прорезал огромную дыру среди деревьев, и она подавила благодарный всхлип, заметив его. Земля выглядела опасно неровной для посадки в таких условиях, но невообразимо более заманчивой, чем густая паутина веток, метавшихся и хлеставших под ней, и она повернула к нему.
Ей это почти удалось.
Лазающий-Быстро бежал так, как никогда раньше. Каким-то образом он знал, что бежит наперегонки с самой смертью, хотя он даже не задумывался о том, что сможет кто-то его размера сделать даже для юного двуногого. Он помнил лишь об ужасе, страхе – опасности – которые угрожали другому присутствию в его разуме, и он сломя голову мчался к нему.
Все дело было в силе ветра.
Но и при такой его силе ей бы удалось добраться, если бы не внезапный нисходящий поток, обрушившийся на нее в последний миг. Но оба фактора вместе оказались чересчур. Стефани поняла, что произойдет, за миг до столкновения, но избежать его уже не хватало времени. Не было времени даже полностью осознать все до того, как ее дельтаплан врезался в крону высокой квазисосны со скоростью свыше пятидесяти километров в час.
9
Лазающий-Быстро плавно остановился, тут же застыв в ужасе, но затем облегченно вздохнул.
Внезапная тишина в его разуме не была совсем полной. Его мгновенный страх, что детеныш погиб, притих, но сменился чем-то глубже и темнее, без той резкой паники, но еще мощнее. Чтобы ни произошло, детеныш сейчас находился без сознания, но даже в бессознательном состоянии связь не оборвалась… и он чувствовал его боль. Детеныш был ранен, возможно, тяжело – вероятно, настолько тяжело, что его первоначальный страх, который прошел, мог в конечном итоге оправдаться. А если детеныш ранен, чем
Но то, что не мог совершить один из Народа,
Он постоял в нерешительности, подергивая хвостом и прижав уши к голове. Ветка под ним хрустнула и закачалась, и первые капли дождя захлестнули распускающиеся почки. Дождь, подумал он, и даже тревога и неопределенность не погасили уголек веселья.
Странно, но эта мысль освободила его от неподвижности, и он встряхнулся. Пока он знал только то, что двуногий пострадал и теперь находился гораздо ближе. Он никоим образом не мог узнать, насколько серьезными были ранения, и есть ли
Стефани потихоньку приходила в сознание. Окружающий мир качался и дергался, громыхала гроза, молотил ледяной дождь, и еще никогда ей не было так больно.