Прекрасная Джоан

Солдаты выбегали из шатров и палаток и бежали к берегу. Мы некоторое время стояли в замешательстве, не зная, что делать. Бургинь присоединилась к нам, впервые за весь день открыв глаза; ленивая дочь Исаака спала дни и ночи напролет, свернувшись на груде шелковых подушек.

Леди Катерина подала нам вуали и легкие плащи; в это время к нашему шатру подъехали граф Раймонд и Жоффруа де Лузиньян.

– Велите седлать лошадей, миледи! – крикнули они. – Показался флот короля Ричарда!

Когда мы прискакали на берег, там столпилось столько людей, что нашей свите пришлось прокладывать нам путь.

– Дорогу! – кричали они. – Дорогу королеве Англии! Дорогу королеве Сицилии!

Меня тронула радость на лицах воинов. Скоро нас начали приветствовать:

– Жена Львиного Сердца! Сестра Львиного Сердца!

Мы подошли к наскоро сооруженному пологу, под которым сидел король Филипп, очевидно недовольный тем, что все славят Львиное Сердце. Скоро залив заполнился судами, которые спешили к берегу. Последние лучи заходящего солнца сверкали на латах рыцарей, стоящих на палубе, и на сотнях весел, вспарывающих волны.

Беренгария крепко сжала мою руку.

– Смотри, Джоан! – воскликнула она. – Вон корабль моего супруга!

Да, корабль с ярко-алыми парусами шел первым; и на носу его стоял мой высокий рыжеволосый брат, одетый в сверкающую кольчугу. Он поднял руку, приветствуя встречающих его крестоносцев.

Сойдя на берег под приветственные клики, Ричард поцеловал короля Филиппа, Беренгарию и меня, затем приветствовал представителей знати. Вечером, когда мы сели ужинать, услышали, что солдаты тоже празднуют прибытие своего короля, сидя вокруг костров.

– Подозреваю, веселье продлится до рассвета, – сокрушенно сказал Ричард перед тем, как пожелать нам спокойной ночи. – Пусть повеселятся, а мы с Филиппом посидим за столом совета. Нужно решить, как скорее окончить осаду и увезти их из этого чумного гнезда.

Я поняла: Рик пытается сказать Беренгарии, что сегодня ночью не разделит с ней ложе, поэтому что-то пробормотала о его верности делу Святого Креста и поспешила увести Бургинь, пока она своими неосторожными словами не расстроила мою невестку.

Когда мы расположились на ночь в своей палатке, немного поодаль от остальных, Бургинь насмешливо заявила, что Ричарду, по ее мнению, не хватает пыла. Я пыталась объяснить, что мы приехали в Акру по другому поводу. Крестоносцам не рекомендовалось брать с собой жен или сестер. Мой брат предупреждал нас: он не допустит, чтобы наше присутствие заставило его пренебрегать своими обязанностями.

– Если бы малек Рик был моим мужем, – сказала она, презрительно улыбаясь и называя Рика именем, которое дали ему неверные, – он считал бы свой супружеский долг самой важной обязанностью!

Мне захотелось дать ей пощечину.

– Король Ричард не твой муж, – ответила я, – и никогда им не будет. Он выбрал жену, которая разделит с ним не только постель, но и трон. Королеву, а не наложницу.

Слова мои задели ее за живое. Бургинь метнула на меня злобный взгляд и ушла. Я пожалела о своей вспыльчивости, так как поняла, что в ее лице нажила себе врага.

На следующий же день стало очевидно: прибытие брата придало свежих сил и новых надежд усталым крестоносцам. Часть людей предприняла героические попытки очистить лагерь от грязи и отбросов; другие собрали привезенную из Мессины осадную башню; все были уверены, что новое орудие сыграет важную роль в захвате осажденного города.

Брат тем временем отправил гонца к Саладину, требуя встречи. До его ушей дошло столько слухов о благородстве Саладина, что он считал возможным договориться о мире за столом переговоров.

Ответ вождя неверных был краток:

«Я не считаю разумным встречаться враждующим королям до тех пор, пока небудет подписано перемирие. Если же вы согласитесь на трехдневное перемирие, я пришлю своего брата, аль-Адиля, для переговоров с вами».

Мы узнавали все новости от наших молодых друзей, которые иногда заходили к нам, если их присутствие не требовалось в другом месте. Ричард же был так занят, что мы и не надеялись увидеть его до окончания переговоров с братом Саладина аль-Адилем, или, как его еще называли, Сафадином.

От молодого Балдуина, влюбленного в Бургинь, мы также узнали о том, что и Филипп Французский, и мой брат тяжело больны. Из-за своей болезни они не могли покинуть лагерь, и переговоры были отложены.

Я заявила, что сейчас же отправлюсь к брату и буду ухаживать за ним.

– Пойдемте со мной, если желаете, – сказала я Беренгарии и леди Катерине, – но если вы откажетесь, я пойду одна. Я должна увидеть своими глазами, насколько серьезна его болезнь!

Помня о том, как умер мой Уильям, я больше всего боялась, что Ричард подхватил такую же злокачественную лихорадку. Я обрадовалась тому, что и Беренгария, и моя добрая Катерина захотели сопровождать меня к шатру брата. Мы подошли к его постели.

Мне показалось, что болезнь вызвала у Рика скорее досаду.

– Что за неподходящее время для болезни! – воскликнул он, поприветствовав нас. – Хорошими же крестоносцами оказались мы с Филиппом!