Прекрасная Франция

Блошиные рынки, vide-greniers и brocantes в Париже всегда интересны. Главный блошиный рынок в Сент-Уан у Порт Клинянкур разросся донельзя. Последнее время его так усердно приводили в порядок, что местами он стал похож на антикварный салон, а не на развал, где продают всякую всячину. Конечно, там остались и ряды с коробами старых пепельниц, флаконов от духов, игрушек. Там можно полдня рыться в открытках позапрошлого века, рассматривать аккуратно разложенные на прилавках неведомые допотопные инструменты, поглазеть на довоенные радиоприемники, полистать семейные фотоальбомы и отыскать среди гравюр редкий отпечаток. В Петербурге за такими радостями ходишь на Удельную, иногда бабушки продают тысячу мелочей у Владимирского собора или перед Юсуповским садом.

Сюрреалисты обожали шататься по блошиным рынкам в поисках старых вещей, о предназначении которых можно только строить догадки. Как-то кому-то из их компании попалось загадочное существо из войлока с вышитой зеленым спинкой, простроченной черной нитью пастью и грязно-серым брюшком. Есть особенная поэзия в том, чтобы рассматривать прилавки, заставленные этой чепухой, и находить среди вещей, которые когда-то были полезны или радовали глаз своих обладателей мистической безвкусицей, арт-объекты, живущие своей укромной жизнью, независимо от происходящего вокруг. Они вдохновляют поэтов и художников. Кто-то выдаст такую вещь за ready made или objet trouvé, кто-то собирает всякую всячину, а потом делает из нее скульптуры и ассамбляжи.

В теплое время года в Париже, помимо больших рынков, как и в давние времена, как будто еще со Средних веков, проходят распродажи старых вещей brocantes и vide-greniers, на которых раньше сбывали то, что пылится на чердаке. Эти рыночки разбивают на пару дней прямо на улице – на тротуарах или на аллеях. Не факт, конечно, что так было много столетий подряд. Скорее всего, эту традицию восстановили в девятнадцатом веке, когда любви к старине придали форму торжественных празднеств по случаю годовщин битв, юбилеев деятелей культуры и прочих поводов для народных гуляний. На этих уличных рыночках вы можете узнать о Париже и о Франции гораздо больше, чем из экскурсии по музею Карнавале. Как-то раз, например, я увидел на vide-grenier коробку с маленькими фарфоровыми фигурками: молящаяся Богородица, спаривающиеся поросята, морковка, немецкий пожарный. Их продавала пожилая женщина, которая рассказала, что держит антикварную лавку у place d’Italie (кстати, многие, кто торгует на уличных рынках, – хозяева антикварных магазинов). Она собирает среди прочего fèves – фигурки, запекающиеся в galette – пирог, который готовят на Богоявление, по календарю совпадающее со старым праздником Бобового короля. По традиции его едят всей семьей, и тот, кому достанется кусок с фигуркой, получает корону (на сломанный зуб обращать внимание не рекомендуется). В другой раз на brocante мне попался народный постмодернизм: портрет упитанных кроликов и два портрета куриц в пандан /ил. 55, 56/. На обоих мелкая сетка, как на заборе. Образ, полный жизненной правды – идиотической, весомой, грубой, зримой, как мир вокруг нас.

* * *

Без Лувра сложно понять Францию в ее имперских амбициях. Лувр – гигантская колониальная коллекция, распадающаяся на сотни собраний. В нынешнем своем виде он создан при Наполеоне III, в период Второй империи. В таких музеях можно прожить всю жизнь и так и не узнать даже половины того, что хранится в запасниках. Лувр бесполезно смотреть от начала до конца. Каким бы тонким ценителем искусства вы ни были, столько информации не уместится ни в одной голове. Разумнее всего приходить сюда по делу: посмотреть одну картину Делакруа, а потом – в кафе. Или коллекцию древнегреческих статуэток Карла Х – и в бар.