Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.

Этот текст был одной из вершин орсэллсовского метода. В преамбуле сообщалось, что речь идет о Революции в Мышлении (чтобы текст согласились напечатать в газете или журнале, он обязательно должен был начинаться с объявления о Революции в Мышлении; автору также надлежало сообщить, что он — маргинал, гонимый всеми философскими школами, мыслитель-диссидент без всякой поддержки, который в одиночку пробивается к истинам — истинам самым что ни на есть достоверным и самым неудобным для привычек наших современников). Основой этой Революции является «золотое правило онтэтики», изложенное нами в главе 17 в терминологии самого автора. «Золотое правило» объяснялось, излагалось и доказывалось на многочисленных примерах, а затем Орсэллс, расчистив себе путь, переходил к сути дела: после многолетних изысканий, вооруженный одним лишь «правилом», как мореплаватель — компасом или как исследователь межзвездных пространств — телескопом (тут приводилось очень уместное сравнение с Галилеем, отсылавшее к многообещающей преамбуле), он увидел то, чего никто еще не дерзал заметить: Вся Совокупность Человеческих Знаний имела центром некое ядро, скрытое в таинственной глубине, которое лишь он один мог вручить обществу после надлежащей подготовки, уже частично проведенной в работах… (далее следовал список работ, имеющихся в продаже); еще не пришло время дать описание этого древнего, глубоко скрытого центрального ядра знания, это станет темой следующей работы, но уже сейчас можно дать ему имя; и это имя было: Ология. В центре человеческого знания всегда была, есть и будет Ология. Поэтому надо научиться мыслить ологически, изменить наши пошлые привычки, в одну священно-философскую ночь стряхнуть с себя наши привилегии научных монополистов и приступить к постижению Ологии (это была поэтическая, пророческая часть текста: описывались ужасные последствия, которые ожидают нас, если мы не сможем вовремя переродиться). Весь объем научных и прочих дисциплин, серьезные и несерьезные науки следовало систематизировать заново, сгруппировав вокруг центрального ядра, многие из них должны были измениться и прежде всего — сменить название. Для некоторых это будет не так уж трудно, поскольку почва уже подготовлена: так, психология будет называться псих-ологией, — новое название будет подчеркивать ологическую основу науки, освобожденную от устаревшей оболочки; бактериология станет бактери-ологией, геология, конечно же, ге-ологией, но другим наукам придется претерпеть более глубокие изменения. Ни математика, ни химия, ни физика не смогут остаться в прежнем состоянии. Физика, например, отныне станет физис-ологией (чтобы не путать с физиологией). И станет очевидным, что в каждой науке с одной стороны содержится присущая ей ология, а с другой — некий а-ологический или не-ологический остаток, который следует пересмотреть и поставить на службу Ологии. «Во всех вещах, — говорил Орсэллс в одной из чеканных формул, какие умел создавать только он, — Ология должна быть поставлена во главу угла».

Таков был впечатляющий труд, который мэтр продиктовал супруге в октябрьское воскресенье, когда четверо близнецов катались на лодке.

Глава 23 Синуль, мадам Ивонн и Бесконечность

Мадам Ивонн была крепкой, уравновешенной, нисколько не молодящейся, пышущей здоровьем пятидесятилетней женщиной. Не всегда ее звали мадам Ивонн, и «Гудула-бар» не всегда назывался «Гудула-баром», обе эти сущности как таковые насчитывали не более десятка лет, но под другими именами успели прожить на три десятилетия больше. Случилось это вот как: одновременно со своей соотечественницей мадам Эсеб (мадам Ивонн прекрасно знала ее настоящее имя, но не предполагала, что в нем заключена позорная тайна, и никому бы его не назвала) юная Ивонн поступила «в услужение» к Арсену, в заведение «Угольщик Святой Гудулы, торговля углем и винами. Обслуживаем на дому». Старую вывеску еще можно было разглядеть у входа в новый погребок, однако не будем забегать вперед.