Прекрасная и неистовая Элизабет

Несколько человек прошли в столовую. Амелия решила, что на этот раз они всей семьей позавтракают вместе, после пансионеров. Пока отдыхающие завтракали Пьер и Патрис разговаривали в холле. Элизабет подошла к матери, сидевшей у раздаточного окошка. Привыкнувшая к тишине в Сен-Жермене, она была просто оглушена звоном посуды, кастрюль, криками повара, а также гулом голосов за столами. Затем на нее внезапно нахлынули воспоминания. Она взяла салфетку и помогла Амелии стирать пятна соуса с краев тарелок, на которых лежали блюда, уже готовые к подаче. Иногда она даже осмеливалась давать советы на кухню:

— Шеф, побольше картофеля для второго, пожалуйста.

— Слушаюсь, мадам!

Когда последний клиент ушел, Амелия, Пьер, Патрис и Элизабет сели за стол в зале, где еще витал запах пищи. Шеф-повар приготовил для них специальный завтрак, «чисто русский». Им так много надо было сказать друг другу, что они засиделись за кофе до четырех часов. После этого Элизабет увела Патриса в деревню.

Запах чистого снега опьянял ее. Она шла под руку с Патрисом и ей хотелось кричать, бежать, смеяться по каждому пустяку. Он спросил:

— Ты не хотела бы покататься на лыжах?

— О да! Я просто сгораю от нетерпения! Но сегодня уже поздно. Мы завтра наверстаем!

— Мы?

— Конечно! Я же не могу кататься совсем одна!

— Но Элизабет, ты же знаешь, что я не смогу кататься как ты!

— Я научу тебя!

Они прошлись по магазинам, купили солнцезащитные очки, газеты, смягчающий крем, зашли к Лидии, осыпавшей их комплиментами, раскладывавшей при этом перед ними новые товары, и закончили в «Мовэ Па», где беззаботные пары топтались под музыку. Элизабет уверенно вовлекала мужа в эту толчею. Танцевал он плохо. Но ей было приятно быть в его объятиях. Она сама вела его. Он двигался с покорным лицом и чувствовал, что познает жизнь только благодаря жене.

Утром следующего дня они возобновили уроки катания на лыжах в том самом месте, где они были прерваны признанием Патриса в любви. Женившись на спортивной девушке, он, однако, сам не стал спортивнее и не мог научиться даже элементарным движениям. Но как муж он больше не стеснялся показаться неловким перед ней. Когда он падал, они оба смеялись. С небольшой возвышенности, где она встала, чтобы руководить своим учеником, Элизабет вновь открывала для себя лыжную дорожку горы Рошебрюн, испещренную следами множества лыж. Вдали виднелся черный квадрат: это была ферма Кристиана. Одно окно было открыто. Стекло сверкало на солнце. «Он там», — думала Элизабет.

Патрис отчаянно ругался: вот уже в который раз он терял равновесие на одном и том же месте. Элизабет помогла ему подняться.

— С меня хватит! — сказал он.

— Ты не прав. Ведь ты уже начал кататься более уверенно.

— Я устал и хочу пить. Пойдем выпьем чего-нибудь в баре около канатной дороги.

Возле бара, на воздухе, стояло несколько столиков напротив лыжной дорожки. Подняв к солнцу лица, в темных очках посетители наслаждались покоем и солнечными лучами. Элизабет и Патрис сели за столик в первом ряду, среди солнцепоклонников. Они наблюдали, как подъезжали на головокружительной скорости лыжники, с раздувающимися на ветру брюками и куртками. Другие спускались медленно, боязливо, на широко расставленных лыжах. Дети катались на санках. Инструктор вел стадо учеников к долине. Кабины фуникулера поднимались и спускались с гипнотизирующей размеренностью.

— Взгляни на этого типа! — воскликнул Патрис.

Какой-то дьявол летел прямо на них, подпрыгивая с одной ноги на другую. Волнистый горный склон уносил его все дальше, как отливная морская волна уносит брошенную на берегу лодку. Казалось, он разобьется о стену станции, но в последний момент лыжник сделал резкий поворот и остановился перед ней.

— Это Эмиль Аллэ, — сказала Элизабет. — Пекарь из Межева. У него потрясающая техника!

— А второй! Да это просто сумасшедший! Он точно собьет кого-нибудь!

— Это Ролан Аллар!

Щеки Элизабет горели от возбуждения.

— Патрис, дорогой, можно я тебя покину и пойду покатаюсь?

— Нужно! — ответил он. — Иди быстрее, а я тебя здесь подожду.

Она побежала к станции канатной дороги.

На Рошебрюне было полно народа. Пушистый снег блестел на солнце и резал глаза. Дрожа от предвкушаемой радости, Элизабет надела лыжи. Гора ждала ее. Она бросилась вниз с вершины своего нетерпения. Несмотря на то, что давно не каталась, Элизабет осталась такой же гибкой. Но она рисковала меньше, чем раньше. Теперь у нее был муж, и она не имела права подвергаться опасности.

Спустившись вниз, Элизабет увидела его стоящим перед столиком и не сводящим с нее глаз. Она затормозила перед ним.

— Ну ты даешь! — тихо сказал он. — Мне казалось, что ты свернешь себе шею!

— Да что ты! Я была очень осторожна!

Тяжело дыша, с разгоряченным лицом, она улыбалась, видя его беспокойство.

— Я хочу еще раз спуститься. Ну в последний разочек! — попросила она.

— Ладно, — сказал он. — Мне здесь хорошо. Но только умоляю тебя, не лети так быстро.

Он сел, с нежностью и тревогой провожая взглядом удаляющуюся бесстрашную женщину — свою жену.